то бесподобное, какая-то услада желудка, вкусовой восторг, то идеальное пищевое совершенство, которое только и возможно в природе. Но встретиться с которым перепадает не каждому… Не передать словами, ничего подобного Гвидонов не пробовал никогда за всю свою неслабую жизнь едока.
— Что это? — воскликнул он.
— Обыкновенная капуста, капуста… — ответили, смеясь, ему.
Гвидонов посмотрел вопросительно на повара, — тот, соглашаясь, кивнул.
— Фантастика! — воскликнул он. — Но как?..
Осторожно, словно боясь повредить нечто идеальное, он попробовал еще. Совершенство!
— Никто не понимает! — сказал Матвей Иванович. — Я специально ходил на кухню и наблюдал за процессом. Капуста, помидор, чеснок и соль. Это все… Сам пытался, делал то же самое параллельно. У меня получается — чушь, у него — сами видите…
— Уважаемый Владимир Ильич, я глубоко признателен за ту работу, которую вы сегодня проделали. Благодаря вам, довольно много стало проясняться в нашем деле… Бедная девочка. Только бы с ней ничего не случилось… Только бы ее не тронули эти нехристи…
После ужина они перешли в другие апартаменты, сидели теперь вдвоем в восточном зале, где пол был устлан коврами, курился из тлеющих дощечек какой-то сладко-горький, но приятный дым, а перед ними, под негромкое бряцанье скрытых в динамиках египетских народных инструментов, танцевали танец живота три дамочки. Дамочек, наряженных в восточное, включили на тихий ритм, они не спеша крутили бедрами, время от времени поворачиваясь и демонстрируя другие свои прелести. Так они могли создавать фон для их беседы очень долго, чем, собственно говоря, и занимались.
— Вы, как скромный человек и настоящий профессионал, не поднимали еще вопрос о гонораре, так что позвольте мне сделать это самому… Я думаю, после освобождения Марины, я смогу вручить вам, скажем, сто тысяч… Это нормально?
Гвидонов кивнул.
— Сейчас же небольшой аванс, — Матвей Иванович повернул ключик в инкрустированной бриллиантами шкатулке, стоявшей перед ним, и вытащил оттуда пачку долларов. — Кто бы мог подумать, такое коварство!.. Я считаю, ваша мысль насчет главного врача, — правильное направление.
Гвидонов взглянул непонимающе на Матвея Ивановича. Но тот продолжал:
— Через него мы сможем выйти на заказчика… А там уж посчитаемся, — мало тому не покажется… Будьте уверены. Каков план на завтра?
— Завтра, к сожалению, выходной. Дела на службе… — развел Гвидонов руками. — Если и успею что, так съездить еще раз на место происшествия, уточнить кое-какие детали, пересмотреть, может быть, видеозаписи… Определить систему размагничивания пленки, которая была использована. Возможно, проконсультироваться со специалистами. Ну и подумать нужно, как следует подумать… Давайте созвонимся ближе к вечеру.
Матвей Иванович протянул к нему обе руки, стиснул Гвидоновские пальцы и признательно заглянул в глаза:
— Еще раз, огромное спасибо. Как только вас вчера увидел, меня не покидает предощущение удачи… Я так вам признателен.
— Да что вы, не за что еще, — сказал в ответ Гвидонов. — Еще думать и думать…
Глава Вторая
«С чем мне сравнить дорогу к царству Вселенной… — сказал Иисус. — С тестом, в которое женщина положила дрожжевую закваску. Оно поднимается и становится все больше»
У каждого — свое утро.
Школьник встает раньше всех, он — жаворонок. Еще у него обнаружилась дурацкая склонность к образованию. Он хочет много знать. И уже записался на курсы английского и французского языков.
Непонятно только, зачем ему это нужно. Кто много знает, тот может быстро состариться.
Но просыпается он первым, когда я уже собираюсь ложиться, и чувствую, как наступает на улице рассвет, — с рассветом подкрадывается облегчение, и я понимаю, что могу позволить себе заснуть.
Я слышу, как он, бормоча спросонья: I, you, we… или one, two, three… — вываливается из своей комнаты и закрывается в туалете.
Выходит он оттуда уже с продолжением: she, he, they… или four, five, six…
Что он бормочет, выходя из ванной, когда почистит зубы, я не слышу, — потому что уже сплю…
У Маши вообще нет утра, потому что у нее есть рынок, — она любит его. И он отвечает ей взаимностью, — посредством компьютера, конечно… Он требует ее к себе, когда захочет, — она не может отказать ему. Ночью, так ночью, утром, так утром, днем, так днем.
Она может войти ко мне и сказать: у меня два с половиной часа, давай покатаемся на метро… Не шутит, через два с половиной часа она будет на прежнем месте, наедине со своим ненаглядным рынком. Сколько он пожелает, столько она будет оставаться с ним. Это не обсуждается…
У нас общежитие, — у каждого своя комната, и общая коробочка, где хранятся наши финансы. Каждый берет оттуда, сколько ему нужно. Каждый может уйти к себе, — без стука к нему никто не войдет.
Особенно трудно было в первые дни, а самым трудным оказался самый первый, когда мы собрались к завтраку, доедать вчерашние пельмени, и Маша сказала:
— Мне нечего надеть.
Мы с Иваном посмотрели на нее недоуменно, — она была прекрасно одета, в очень красивое черное платье. Оно ей очень шло.
Но это оказалось не все. Текущая бытовая мелочевка… Через пять минут выяснилось, — нам срочно и позарез нужны десять тысяч долларов, открыть собственный счет в банке.
Пока мы с Иваном переглядывались, Маша сказала:
— Еще лучше пятьдесят тысяч, так будет надежнее.
Мы ей верили, верили… Вчера она нам показала фокус…
На экране ее ноутбука возник график, правая сторона которого, как живая, все время дергалась, то шла вверх, то опускалась вниз.
— Вот, — гордо сказала Маша нам, показав это изображение.
— А где бабки? — осторожно спросил Иван.
— Смотрите, — сказала Маша, — Это японская йена, она хорошо ходит в это время суток, потому что в Токио сейчас рабочий день… Видите, где сейчас цена, — запомните последние три цифры: 258, — запомнили?
— Да, — сказали мы.
— Теперь попьем чай. Ровно через сорок шесть минут цена поднимется до отметки 324…
— И что? — так же осторожно сказал Иван.
— То. Разница будет ровно шестьдесят шесть пунктов.
— Это потрясающе, — согласился Иван.
— Нужно подождать, — сказала Маша.
Мы честно ждали сорок пять минут, и, нужно отметить, она не обманула нас, — именно в это время цена японской йены стала 324.
— Убедились? — сказала Маша.
— Да, — сказали мы, — но где деньги?
— Если бы час назад мы вошли в рынок, допустим, одним лотом, то получили бы сейчас — 660
