- Вот еще! Она мне на ногу встала, стерва! Ну-ка, убери ногу, я тебе сейчас все волосы повыщипываю, безмозглая %запрещено цензурой%?! - не на шутку взбеленилась девушка. Ей, наверное, все же больно.
Я глядела на орущую исподлобья. Ей что, трудно было сказать 'пожалуйста'? Я ведь ничего не говорила, когда острые края ее долбаных пакетов царапали меня, мешая сосредоточиться на мыслях.
- Поганка бледная! - выдала мне в лицо девушка, с трудом освободив свое копыто. В этот момент автобус дернулся, и она успешно врезалась в бабушку-одуванчика, которая собиралась выходить.
- Ах ты дура, чуть не отдавила старые кости! - заорала неожиданно басом бабуля. - Курица драная!
- На себя посмотри, старуха! - еще больше разозлилась обладательница белых волос. - Старая карга!
Это ее заявление возмутило пол-автобуса. Ехать все равно было скучно, да и дождь на улице мешал хорошему обозрению в окнах, а ведь смотреть в них или на экраны своих мобильников было и осталось главным развлечением пассажиров. Скандал - тоже хорошее времяпровождение в общественном транспорте.
Люди начали ругаться с девушкой, и она не выдержала напора.
Как только двери автобуса распахнулись, блондинка с пакетами вырвалась на свободу с выкриком:
- Ненавижу брюнеток, тупые твари! Все из-за тебя! Автобус дураков!
Пассажиры грохнули. Кондуктор, похрюкивая, бросила вдогонку:
- Неча тебе ездить тады на таком авто, дура пакеточная! Хорошим людям настроение портить! Автобус дураков - вишь ты.
- Хорошо, что не корабль, - сказал кто-то начитанный.
- Что еще за корабль? - захотелось тут же знать его соседям, и в следующие двадцать минут половина пассажиров могла послушать развернутую лекцию, посвященную поэме Себастьяна Бранта, известной тем, что в далекое средневековье она обличала пороки общества...
Домой я пошла далеко не сразу - дождь уже закончился, и я, мокрая, купив шоколадку и газировку, ту самую, которой некоторые моют унитазы и кастрюли, села на сухую лавочку под навесом, размышляя, размышляя, размышляя... Ни к чему толковому я не пришла, лишь еще больше попортила себе нервы.
- Катрина! - оторвал меня от собственных мыслей знакомый голос Томаса. Он, точно такой же мокрый, как я, вероятно, возвращался домой со студии и тоже попал под дождь. Ну, просто не почтенный глава какого-никакого семейства, а незнамо кто: с растрепанными волосами, забранными в небрежный хвост, в мрачной футболке, на которой зловеще алело название одной известной метал-группы, с рюкзаком за плечами, в молодежных кедах и в черных джинсах с рванными коленками. Все думают, что это специальная дизайнерская, так сказать, задумка, но на самом деле все порвалось само собой. Леша по этому поводу даже шутил, что у его старшего брата волшебные коленки - рвут все, что угодно. Они, вероятно, из титана, а сам Томас - киборг, у которого микросхемы, заменяющие мозг, вышли из строя, поэтому он 'отмороженный'.
- Я отмороженный? - возмущался папа не далее, как пару недель назад.
- Нет, моя рука. Естественно, ты. Иначе, стал бы ты рисовать всякую фигню типа 'Дружбы народов' или вашего любимого Чуни! - никогда не питал особенно теплых чувств к семейному тотему дядя.
- Что ты имеешь против Чуньки? - удивилась тогда сестра.
- Все. Его дурной вид портит всю прихожую! - категорично сказал Алексей.
- Чуня покарает тебя за это, - хмыкнула Нелли.
- Или я его сам сожгу, - мстительно заявил Леша, считающий, что идиота-тотема и отпрыска ядерного взрыва по совместительству, в семье любят больше, чем его, шеф-повара и модельера в одном прекрасном лице.
- Привет, - кивнула я папе, а он подсел ко мне на лавочку, весело посвистывая. - Ты откуда?
- Из мастерской иду, а ты откуда?
- Из университета, папа! У меня же был экзамен! - возмутилась я. - Почему все нормальные родители знают, что у их детей был экзамен, а ты нет!
- А я ненормальный родитель, - обескураживающе улыбнулся Томас, и зачем-то потрепал меня по челке, как маленькую.
- Вот я и вижу. Это же самое ты заявил во втором классе, когда в школе был утренник, и учительница сказала придти в карнавальных костюмах, - обиженно отозвалась я, припоминая случай столетней давности. Учительница от моего наряда чуть в обморок не упала.
- Не помню такого, Катенька, - вновь улыбнулся родитель. - А на что экзамен сдала?
- На 'три', - не стала вдаваться я в подробности. - Очень странно, что не помнишь! Весьма! Ты нарядил меня Авангардным Барсуком! - не выдержав, заорала я.
О, да, кое-кто не мог одеть дочку Принцессой, Снежинкой или, на худой конец, Мышонком, - это слишком обычно, а, значит, совсем неавангардно.
- Ах, это! - засмеялся папа, - это я помню - мы так долго вшестером делали этот костюм. Краб еще забавно умудрился пришить конец своего рукава к твоему комбинезончику. Его кривые руки всегда были в деле!
Я мрачно посмотрела на родственника. На Краба мне было, честно сказать, фиолетово, а вот то, насколько мне было неуютно на праздновании Нового года во втором классе, до сих пор вспоминаю с содроганием. Только подумайте - все девочки были маленькими красавицами, а я - Барсуком! Кроваво- красным Барсуком с двухметровым хвостом, на котором чернели китайские иероглифы, в огромной маске, злобно светившейся мрачными багровыми глазами, над которыми угрожающе были сдвинуты две белоснежные брови, и на мне лишь только черненькие лакированные сапожки были нормальными... Дети меня пугались, честно сказать, а учительница сказала папе, что он ненормальный родитель. Он приобняв ее за плечи, подтвердил с улыбкой эти слова. А потом пригласил бедную преподавательницу в 'какой-нибудь буржуйский ресторанчик', смутив женщину еще больше!
Сейчас, злая из-за своих личных проблем, я, как это часто бывает у детей, стала наезжать на Томаса, вспоминая очередную древнюю обиду.
- Меня дразнили Барсуком-злодеем еще полгода! Нинка до сих пор ржет когда видит меня на фотках с того вечера! Еще бы - она тогда была Снежной Королевой, а не демоническим Барсуком! - выговаривала я, одновременно пиная ногой ножку лавки.
- Зато ты была единственная и неповторимая. Разве не прелесть? - отозвался папа, вытаскивая из кармана семечки и бросая их голубям. По-моему, одна из семечек попала отважной птичке едва ли не в глаз - Томас всегда был очень метким.
- Прелесть, еще бы, - не могла успокоиться я, наблюдая за клюющими голубями, - прелесть с конца.
- А я до сих пор храню этот костюм в мастерской, Кать, - серьезно сказал Томас, и, по-моему, впервые в жизни я увидела что, когда он улыбается, от его глаз весело разбегаются в разные стороны тоненькие горизонтальные лучики-морщинки. - Ты так смешно волочила свой хвост, а я все думал, что стоило сделать хвост покороче, но если бы он был не таким длинным, я бы не сумел нанести на материал весь текст одного китайского заговора на удачу.
Я вздохнула. И перестав злиться, рассмеялась - ведь этим хвостом было так удобно бить мальчишек- приставак!
- Хочешь, я тебе что-то покажу? - заговорщицким тоном спросил папа, когда мы вдвоем насмеялись. - Еще никто не видел.
- Хочу. А что? - заинтересовалась я. Очередной шедевр?
- Вот, - достал из рюкзака небольшой плотный холст, свернутый трубочкой он, - гляди, дочь моя. Оценишь полет моей фантазии. Это пока что набросок, но это будет основная работа моей новой выставки.
Я внимательно вгляделась в развернутую уже картину - в самых причудливых узорах здесь сплетались два цвета: синий и красный, и каждый из цветов сиял множеством тонов: от яркой фуксии до терпкого ализаринового, от нежно-голубого до берлинской лазури. Едва ли не геометрический узор двух
