Владимир Данихнов
Артём Белоглазов
Живи!
Авторское предуведомление
Авторы равно уважают последователей всех мировых религий, которые будут упомянуты в книге; атеистов и агностиков они тоже уважают не меньше. Следует заметить, что перед вами, несмотря на форму, всё-таки сказка, и авторы оставляют за собой право достаточно вольно обращаться с историческими, географическими и прочими фактами, вертеть ими, как будет удобно. В этом смысле книга представляет небольшой интерес для тех, кто решит использовать ее как справочное пособие, а не литературно- художественное произведение.
Авторы также оставляют за собой право не объяснять всего, что будет происходить на страницах этой, без сомнения, удивительной книги.
Первый автор, ко всему прочему, ненавидит длинные и пространные прологи, вступления и предуведомления, и поэтому, отвесив поклон почтенной публике, загадочным образом испаряется.
Второй автор, наоборот, любит всё длинное и пространное — вступления, отступления и предуведомления, записки на полях, монологи, прологи и эпилоги. Ну просто хлебом не корми — дай порассуждать. Поэтому первый автор всегда одергивает слишком увлекшегося второго. И знай же, о почтенный читатель, всё то длинное и пространное, что встретится тебе, — дело рук второго автора при попустительстве первого. Засим второй автор также откланивается и не менее загадочным образом испаряется вслед за первым.
Часть первая
Точки над «i»
Первая драматическая глава
Живи, Марийка!
Обычно мы с младшей сестрой играли в догонялки прямо в детской.
Вот что было в нашей комнате: две кровати, кресло, мягкое и очень удобное, тумбочка, старый дедушкин секретер — там хранились школьные учебники, и паркетный пол. Жуткий, загадочный пол, на который во время игры нельзя наступать, иначе проиграешь. По правилам следует носиться по комнате, прыгая с кровати на кресло, с кресла на тумбочку, с тумбочки — опять на кровать. По правилам нужно догнать сестру. Прикоснуться к ней хотя бы пальцем, а потом убежать, ведь она попытается дотронуться в ответ. Нельзя поскальзываться и падать на пол. Ни за что.
Марийка была ловкая, быстрая, а я мог отвлечься, замешкаться — даже перед прыжком. И падал. Выдуманная бездна поглощала меня. Марийка заливисто смеялась, подпрыгивая на пружинном матраце, а я виновато улыбался. Мне казалось, это стыдно — проигрывать младшей сестре.
Ведь я должен быть для нее примером во всём.
— Эй, — обращаются ко мне. — Ты спишь?
Открываю глаза. Нет, не сплю — вспоминаю, убаюканный мерным гудением двигателя. В салоне желтого «Икаруса» воняет пометом — на задних сиденьях старик и старуха в брезентовых плащах везут клетки с курами. Клетки тарахтят, когда автобус подпрыгивает на ухабах, и куры протестующе кудахчут. В запыленное окно проникает тусклый дневной свет: небо обложено тучами, снаружи проносятся телеграфные столбы и непримечательная, пустующая деревенька. Брошенные дома густо заросли диким виноградом.
— Ты спишь?
— Нет.
Мой собеседник — сальноволосый и чумазый солдатик в защитной форме, которая ему великовата. Глаза чуть навыкате, на лице царапины, покрытые коркой засохшей крови, воротник грязный; из кармашка гимнастерки торчит завядшая астра. Солдатик замечает, что я смотрю на цветок, и улыбается щербатым ртом:
— Красивая, правда?
— Мы уже проехали Крошев? — спрашиваю.
После вольного города Крошева ехать еще часа два: моя остановка — семидесятый километр. Не знаю, что это за километр такой, что там находится, и где точка отсчета — в смысле, где расположен километр нулевой; мне, в общем-то, всё равно. Главное, там ждет сестра.
— Это астра.
— Я заметил.
Водитель беспокойно вертится на месте, часто отвлекаясь от дороги и поглядывая в салон. У передних дверей сидит грузная женщина в осеннем пальто и косынке, она хватается за горло и, кажется, задыхается. Даже отсюда слышно, как она сипит. В горле у нее булькает.
— Это необычная астра, — продолжает солдат. — Мне подарила ее одна девчонка, с которой я познакомился в Беличах. Мы с моим другом Зденеком останавливались там на ночлег, и какое-то время я жил у нее.
— В Беличах давно нет живых.
— Ее звали Кларетта. — На лицо солдата набегает тень. — Правда, странное имя? Но она красивая, честное слово, а какие у нее глаза!
— Какие?
— Узкие. Как у китайки. И волосы цвета меда. И розовое платье…
— Китаянки.
— Что?
— Правильно говорить «китаянки».
— А…
— Дайте пройти, — прошу солдата.
Женщина впереди задыхается. Старики умолкают, даже куры ведут себя тише, будто осознавая трагичность момента. Все, все слышат, как на переднем сиденье хрипит женщина, но никто не собирается встать, чтобы помочь ей.
— Так вы в Крошев едете? Кстати, забыл представиться: меня зовут Славко.
