вы угомонитесь немного, все становится возможным. Когда вас лихорадит, первое, что может вам помочь, это выйти из лихорадки. Сейчас ничего другого не может быть сделано. Никакая другая тренировка, никакая дисциплина сейчас невозможна.
Поэтому, когда бы ко мне не приходили люди, я говорю им; 'Отдохните несколько дней, успокойтесь, почувствуйте себя дома' тогда я могу хлопнуть в ладоши. Испуганная, встревоженная, шокированная птица вылетела в открытое окно.
Встревоженная птица вылетела в проем окна на свободу.
Тогда Бахауддин сказал: 'Для неё этот звук был чем-то вроде шока, даже оскорбления, ты не согласен?'
Он спросил добросердечного посетителя: 'Каково отношение птицы? Хлопок моих ладоней должен был быть шоком, но это — единственный способ помочь ей. Это было жестоко, это должно было быт оскорблением, но только через это птица достигла свободы. Теперь она летает высоко в небе. Теперь она чувствует благодарность ко мне, но когда я хлопнул в ладоши, птица, должно быть почувствовала гнев, должна была почувствовать, что я жесток, что я враг. Птица была испугана, но сейчас, когда она в полете и снова наслаждается небом, абсолютно свободная, теперь она может быть благодарна мне, она чувствует благодарность.'
Много раз я буду ранить вас. Много раз я уже ранил вас. Много раз вы будете шокированы. Много раз вы увидите во мне врага, не друга. Но это таково, каково есть — естественно. Ничего другого я и не ожидаю сейчас. Это невозможно для вас. Но когда вы полетите, двигаясь в безграничное небо, тогда вы поймете те раны, которые я вам причинил. Они были не из-за того, что я жесток, это был единственный способ помочь вам. Только тогда вы будете благодарны.
Случилось так: в дзенском монастыре в Китае, Мастер отмечал день Просветления своего Мастера, его Мастер уже умер. В Китае ученик празднует день Просветления своего Мастера, только если он посвященный ученик, иначе — нет. Люди ближайшей деревни собрались и спросили этого Мастера, который праздновал день Просветления своего Мастера: 'Почему ты празднуешь? Ведь мы никогда не слыхали, что ты когда-либо был принят Мастером или Посвящен. Скорее наоборот, ходил слух, что когда ты просил посвящения, он отказал тебе, даже прогнал. Так почему ты празднуешь?
Мастер засмеялся и сказал: 'Потому что он отказал мне — вот почему. Его отказ был посвящением, но в это, в то время, я не мог этого понять. Прими он меня, я не стал бы Просветленным так скоро. Он отказал мне из-за глубокого сострадания. И сам отказ был посвящением. В самом отказе он принял меня. Он сказал: 'Теперь тебе это не нужно', Он сказал: 'Уходи прочь! Как можно дальше от меня, иначе ты сделаешь из меня тюрьму'. И когда он отказал мне, я почувствовал очень сильную рану, я носил эту рану много лет. И она была так болезненна, что я никогда не пробовал с другими Мастерами. И стал очень бояться! Я просто ушел в лес и стал там сидеть сам, потому что, если этот сострадательный человек отказал мне, то кто примет меня? Это был последний порог, и дверь закрылась. Больше нет для меня порогов.
Чувствуя себя недостойным, раненым, я шел. Я никогда не пробовал, никогда не стучался в двери к другим мастерам. Я стал таким испуганным. Но сидя спокойно, не делая ничего — потому что я не знал, что делать: Мастер отказал мне, он не дал мне никакой техники, никакого метода, ничего — чувствуя одиночество, оставаясь одиноким, в начале, это было печально, в начале, это было негативно. В начале, я постоянно чувствовал отказ. Но мало-помалу одиночество исчезло: я стал одиноким. И понемногу я начал чувствовать, что Мастер отказал мне только для того, чтобы направить меня в мое одиночество, там в лесу. Может, он сказал, что не надо методов — ты должен просто тихо сидеть, — может он отказал мне, чтобы я не начал цепляться за него. Постепенно рана исчезла. Она залечилась. А я начал ощущать глубокую любовь к Мастеру. И постепенно любовь стала верой. И однажды внезапно я понял и засмеялся, звонко засмеялся, потому что, этот Мастер был очень странен: он посвятил меня через свой отказ! Вот почему я праздную его день Просветления. Я — его ученик: он посвятил меня отказом — я был посвящен. Я — его ученик. Я — Просветленный из-за него. И было бы жестоко, если бы он меня принял',
Пути тонки, И вы не можете судить своими грубыми критериями. Ваш критерий — поверхностен.
Встревоженная птица вылетела прямо через проем окна на свободу.
Тогда Бахауддин сказал:
'Для нее этот звук был чем-то вроде шока, даже оскорбления, ты не согласен?'
И я спрашиваю у вас то же самое: вы не согласны? Если вы чувствуете, что согласиться трудно, это значит, что эго сильно. Если вы чувствуете, что согласие приходит, втекает в ваше существо, тогда эго не сильно, И вы ничего не можете получить от меня, пока не умрете — не согласны ли вы?
5. Истина не закрыта
… твоя самость работает как барьер между тобой и истиной
Человек пришел к Байазиду и сказал, что он постился и молился тридцать лет и все еще не подошел близко к пониманию Бога. Байазид сказал ему, что даже ста лет может быть недостаточно. Человек спросил, почему.
'Потому что твоя самость действует как барьер между тобой и истиной', — ответил Баязид.
Истина не закрыта. Она не спрятана. Она всегда прямо перед вашими глазами. Если вы упускаете её, то не из-за неё, а из-за того, что ваши глаза закрыты. Нет вуали на лице истины: вуаль есть на вас. И не только одна — много, миллионы вуалей.
Если бы истина была спрятана, тогда одного Будды, одного Магомета, одного Заратустры было бы достаточно. Однажды открыть и все узнали бы её. Это точно также, как происходит с научным открытием: вам не надо открывать его снова и снова. Альберт Эйнштейн открыл нечто. Это стало общим достоянием. Каждый школьник знает об этом. Этого не нужно открывать снова. Однажды открытое, это открыто.
Но что происходит? Будда открыл, Магомет открыл вновь. Вам надо будет открывать это снова. В чем причина? Причина вот в чем: на истине нет вуали — иначе один человек открыл бы её, и каждый бы осознал её — вуаль есть на вас. Поэтому каждый должен снять её сам, и истина должна быть открыта вновь и вновь каждым из вас. Она никогда не станет общим достоянием. Она никогда не станет коллективной истиной. Она останется индивидуальной.
Но почему ваши глаза закрыты? В них должна быть большая тяжесть, в закрытых глазах. И она есть. Это должно быть понято. Если только в этом причина открывания глаз, тогда почему бы вам не открыть их? Кто удерживает вас? Кто запрещает вам? Истина — голая, абсолютно обнаженная. В этом природа истины: вы можете называть ее Богом — и она прямо перед вами, и так было всегда. Но почему вы не открываете глаза? Кажется, что в них много вложено.
Так случилось однажды: ко мне привели женщину. Она была очень красива. Её муж умер, а они были женаты всего три месяца. И они страшно любили друг друга, вопреки всему обществу, всему миру. Они все бросили во имя своей любви. И внезапно муж умер. Это было слишком тяжело для женщины, для бедной женщины. Три дня она оставалась с закрытыми глазами. Она не открывала их, потому что глубоко внутри понимала, что если откроет глаза… муж мертв и вот его труп. Люди пытались уговорить её, они делали все возможное, но она не открывала глаза. И она продолжала повторять 'Мой муж не умер. Кто сказал, что он мертв?' Люди не могли больше ждать: тело подлежало сожжению.
В тот день, когда они сожгли тело, женщина открыла глаза. Но теперь она утратила способность видеть! — очень глубоко. Глаза были в совершенном порядке, никаких физиологических отклонений. Врачи были поражены. Они говорили: 'Тут нет никаких проблем! Все в норме совершенно'. Но она не могла