подготовку оказания первой медицинской помощи. В Ташкент приехали, когда уже стало вечереть. В Ташкенте была база «Союззаготавтотранса»: что-то вроде гостиницы и заезжего дома, здесь мы и остановились. Выделили нам комнату с окном во двор и на тополевую рощу.
— Лена, — сказал я, — ты приведи все в порядок, а я свяжусь с руководством своей автобазы, а то из-за этих картежников я и груз не получил, едем порожняком. Только хорошо закрывайся, даже если дядя здесь окажется, не открывай (хотя я знал, что «дядя» и «братики» уже здесь не появятся).
Она спросила:
— А ты скоро вернешься?
— Скоро, как только дозвонюсь — вечер, пьянствуют теперь где-нибудь черти…сказал я растерянно… и ушел.
Когда вышел за эту гостиницу к дежурному пункту, где есть телефон, позвонил и сразу спросил:
— Решетников далеко от вас? (это Чуприн Александр Васильевич, один из оперативных псевдонимов Гущина.) — Здесь он где-то… Саша, ты где? К телефону! Слышу знакомый голос:
— Слушаю!
— Это я, жду вот у пункта СЗТ.
Через минут десять Александр Васильевич подъехал на «Победе», и мы поехали к Жукову Г. К. в штаб Туркестанского военного округа. Едва подъехали к штабу, смотрим:
Жуков Г. К. и Д.Д. Лелюшенко подходят к ЗИМу, принадлежавшему Лелюшенко. Александр Васильевич моргнул фарами, они приостановились и быстро повернулись к нам.
Мы вышли из машины, Александр Васильевич доложил Жукову о нашем прибытии. Это была моя первая встреча с Г.К. Жуковым. Он осторожно обнял меня и сразу спросил:
— Ранение очень серьезное?
Я говорю:
— Нет, сантиметра два-три носиком кто-то сунул.
— Ну ладно, — говорит, — по дороге и в госпитале поговорим.
— Не надо в госпиталь, все заживет!
— Нет, нет! Едем!
Приехали в госпиталь, там все забегали. Я принял душ, меня по-настоящему перевязали. Мы поговорили обо всех проделанных делах, я рассказал, что Хелен сидит в гостинице для шоферов. Раньше просила поехать в Андижан, Сталинобад и Красноводск, сейчас молчит — дрожит как осиновый лист.
— Она и так тебя протащила через огонь и медные трубы. Курбатов уверял нас, что из Бухары ты живым не вырвешься. Мы боялись, что ты поедешь в Красноводск, во-первых, нам не понятен ее замысел, всю банду там Курбатов вчера арестовал, а мы потеряли твой след, — сказал Г. К. Жуков, — поэтому Курбатов и рванул в Красноводск, всех попеленали, а тебя нет. Вчера позвонил Сафронов и рассказал, как одному из азартных картежников пузо пропороли, разумеется, говорил он о тебе. Ну слава богу, что хорошо закончилось, зачистку здесь мы провели неплохую. Что будем делать дальше? Лучше тебя сейчас никто ничего не разведает.
— Первое, — сказал я, — по всей Средней Азии их разведка плетет свою паутину и агенты больших капиталов тоже плетут, во-вторых, основной спектакль будет разыгрываться не здесь или пока не здесь. Моя спутница объясняет, что у нее есть родственники в Грузии и в Москве, но очень хочет побывать в Андижане и Сталинобаде. Это все помимо Красноводска. Она даже предложила мне доехать до Красноводска, оставить там автомобиль и пароходом через Каспий в Азербайджан и Грузию. Но в Самарканде я ее оставлял на сутки с дядей и братьями. Видно, между ними произошла большая ссора, она от них просто сбежала ко мне и даже в дороге плакала.
«Дядя» подарил мне новенький браунинг с двумя боекомплектами и еще дал сорок тысяч рублей денег, сославшись на то, что «племянница» прижимиста. Так что я думаю, на этой полуторке мне гарцевать по Средней Азии уже опасно, поэтому прошу разрешения вернуться в Тюлькубас, недельки две отдохнуть, а потом все-таки поехать в Андижан и Сталинобад. Что-то ей там нужно, но сейчас она работать просто не способна, как бы что с собой не сотворила… поэтому я пораньше уеду. Когда я буду выезжать из Тюлькубаса в Андижан и Сталинобад, мне нужен будет другой автомобиль.
— Все хорошо, — сказал Жуков Г. К., — мысль правильная, а главное, ты морально крепок — это очень хорошо. Делай, как решил, в Чимкенте и Тюлькубасе будешь встречаться с Александром Васильевичем. Машину можно взять «Победу».
Я запротестовал:
— Бреун сразу поймет, что она в ловушке и поймет, кто я такой и то, что не она меня взяла на женский крючок, а я ее держу на мушке. Машину нужно только грузовую и даже где-то килограмм 200–300 погрузить в кузов. Ехать надо в Андижан, из Андижана в Сталинобад. Красноводск оставим за чертой.
— Александр Васильевич все решит и с машиной, и с грузом, — подвел итог Георгий Константинович. — Счастливо! Хотя ты уже испытанный боец и тем не менее помни пословицу: «береженого бог бережет».
Так мы пожали друг другу руки и разъехались. Меня Александр Васильевич подбросил к шоферской гостинице, я постучал в номер Хелен Бреун. Она открыла дверь вся в слезах и проговорила:
— Как долго время идет…
Мне казалось, что она уже решила мне признаться, кто она такая, с какой миссией приехала в Среднюю Азию и кто ее направил. Однако, как только мы проехали Ташкент, не успев доехать до Копламбека (садоводческого совхоза), где мы хотели зайти в столовую и покушать, она спала мертвым сном. Я свободно на ходу мог посмотреть некоторые ее бумаги, которые, как ни странно, прибавились у нее в Бухаре. Перед казгурдским спуском мы остановились, так как произошла крупная авария двух автомобилей и трактора с прицепом. Объехать их не было возможности из-за того, что кюветы были очень глубокими. Хелен вышла и принялась помогать врачам «скорой помощи». Когда я заглянул в ее сумочку, то удивился — она была полностью забита деньгами. Видно, «дядя» в Самарканде не только обеспечил деньгами меня, но. в первую очередь ее, по-видимому чувствовал, что при аресте все конфискуют. Аварийные машины растащили и нам разрешили следовать дальше.
В Чимкенте зашли в столовую, перекусили и отправились в Ивановку. Я внимательно наблюдал за Бреун — с ней творилось что-то невероятное. Я заговорил с ней о будущей поездке в Андижан и Сталинобад, куда она просто рвалась раньше, до поездки в Самарканд. Но сейчас почему-то она полностью потеряла к этому охоту. Потом немного подумала и сказала: «Если поедем, то нельзя ли проехать мимо Ташкента и Самарканда — я просто не хочу больше встречаться с дядей и братьями, я их возненавидела».
— А почему? — спросил я.
— Они просто кретины!
Я немного подумал, потом сказал:
— Это зависит от нас, хотим заедем, хотим — нет. Наверное, отдохнем дней десяток, ты, наверно, забыла про пьесу «Женитьба» по Гоголю, ведь нас там ждут, мы же с тобой основные фигуры!
— Что ты, как забыть! Я все время об этом думаю.
— Завтра денек отдохнем, а потом на репетицию.
Мое предложение по отдыху, репетиции и постановке пьесы в местном совхозном клубе вдохнуло в нее новую жизнь. После самаркандской встречи с «дядей» и «братьями» в ней созрело что-то мало понятное мне, она была готова пойти на самоубийство.
Ее родственники… Конечно, удобнее и проще всего называть связников и резидентов родственниками. Но чьи же они родственники? Эти ее «дяди», «тети»,
«двоюродные братья»? Чьими-то родственниками они, наверно, являются. Но прежде всего это — родственники их общих злодейских дел. Истинные родственники зла.
Прошло дней шесть-семь, мы отрепетировали и сыграли пьесу «Женитьба» по Гоголю. Хелен Бреун ожила, но о поездке в Сталинобад и не вспоминала. Наши же планы с Александром Васильевичем не изменились. Объектом, к которому мы привязаны, осталась Хелен Бреун. Она не знала, что ее сподвижники по Красноводску, Самарканду, Бухаре и Красногвардейску обезврежены. Нас же интересовали ее связи в Андижане, по пути в Андижан, по пути в Сталинобад и в самом Сталинобаде. Да, мы пока плохо представляли основных фигурантов этой драмы и где конец этой шпионской истории, хотя и слышали о
