В этот момент они поравнялись с носилками. Элис наклонилась, чтобы взглянуть на отца. Он был спокоен, но губы шевелились, как будто он разговаривал во сне. Правой рукой он держался за руку Элизабет, высвободив ее из-под накидки, прикрывавшей его. Элизабет повернулась к Раймонду. Ее губы дрогнули. Похоже, она хотела что-то спросить, но не решалась.
– Он был без памяти все время? – наконец произнесла она.
– Нет, миледи. Вчера, на несколько минут он пришел в себя и узнал меня, сегодня утром тоже. – Голос Раймонда стал хриплым, и он кашлянул, прочищая горло. – Сегодня утром он отчетливо обратился ко мне, спросил про своих людей и тому подобное, а затем спокойно уснул, не метался и не бредил. Я подумал… но потом ему опять стало хуже.
– О, превосходно! – воскликнула Элизабет и улыбнулась, увидев выражение лица Раймонда. – Нет, превосходно не то, что ему стало хуже, я не это имела в виду. Из такой лихорадки не вырваться за один день. Но если он узнал вас утром, значит ему становится лучше. Когда мы его помоем и собьем жар, ему полегчает, а с завтрашнего утра, надеюсь, дело пойдет на поправку быстрее.
Когда суматоха в замке, связанная с размещением больного, улеглась, Элис вышла из комнаты отца в зал и увидела Раймонда, безвольно сидящего в одном из кресел возле камина. Заметив ее, он попытался встать.
– Сидите, – сказала она, – нет, встаньте. – Элис подошла ближе и протянула руку, чтобы помочь ему подняться с кресла. – Пойдемте в вашу комнату и позвольте мне осмотреть вас. Думаю, вам лучше находиться в постели.
– Могу я поговорить с Дикконом о…
– Нет никакого смысла сейчас разговаривать с Дикконом, – мягко подталкивая его по направлению к северо-восточной башне, сказала Элис. – Ведь не думаете же вы, что против нас кто-нибудь выставит армию. В любом случае стража знает свое дело и объявит тревогу. Поэтому достаточно будет предупредить Диккона.
Было очевидным: Элис не допускала подобную возможность.
– Но… – сказал было Раймонд и замолчал.
Он и не ожидал никакого нападения. Все, что произошло в Уэльсе, казалось ему теперь дурным сном. За крепкими стенами Марлоу, под защитой преданных слуг Вильям был в безопасности. Раймонд почувствовал, как тяжесть ответственности, которая временами становилась почти невыносимой, покидала его. Он так устал. Кровать в темной комнате была такой манящей, но ему пришлось задержаться.
– Постойте, – сказала Элис.
Отупевший от усталости, Раймонд пытался сообразить в чем дело. Пока он размышлял, Элис сняла с него плащ и, еще до того как Раймонд попытался протестовать, тунику.
– Теперь садитесь, – командовала Элис, подводя его к креслу.
Затем она развязала его рубашку. Раймонд поднял руку, намереваясь остановить девушку, но она удержала ее за запястье и посмотрела на прилипший к ране рукав, испачканный гноем и засохшей кровью. Затем Элис перевела взгляд на его ноги. Выше правого колена была аналогичная рана.
– Пока сидите, – сказала она. – Мне нужно принести тряпки и воду. Необходимо намочить вашу рубашку и штаны, иначе до ран не добраться.
Когда она выходила, Раймонд изумленно посмотрел ей вслед. Он пытался помешать ей раздеть себя только потому, что не хотел обнажать перед ней эти безобразные раны. Трудно даже представить себе реакцию матери на такого рода зрелище. С одной из его сестер случился обморок, когда она увидела почти заживший шрам. Пока он рассуждал подобным образом, пришли две служанки. Одна женщина принялась смачивать его руку и колено теплой водой, смешанной с маслом, другая пододвинула поближе столик и начала раскладывать на нем принесенные мази.
Раймонд закрыл глаза, откинулся назад и задремал, несмотря на все усиливающуюся боль в руке и колене. Две последние недели он спал урывками, по несколько минут. Время от времени Раймонд просыпался от обострившейся боли, когда отрывали от раны и снимали рубашку, но не открывал глаз, пока не услышал голос Элис.
– Раймонд, приподнимите немного бедра, чтобы мы могли снять с вас штаны.
Это заставило его окончательно проснуться.
– Что?
– Я обмыла и перевязала вашу руку. Теперь я то же самое хочу сделать с вашим коленом. Тогда вы сможете лечь в кровать и уснуть. Ну же, Раймонд, привстаньте чуть-чуть.
– Нет.
– Нет? Почему? – спросила она, нежно улыбаясь ему.
Юноша был ошеломлен спросонья и беспокойно наморщил лоб. Теперь он стал похож на уставшего, упрямого ребенка.
– Вы не можете… – нерешительно сказал он.
В мгновение ока Элис все поняла. Он не хотел обнажаться перед ней. Элис слегка покраснела. Она и не думала об этом. Обнаженные мужчины ее совсем не интересовали. Она мыла своего отца и графа Ричарда, как делала это до нее мать, смазывала раны Гарольду, Джону и Обри, для чего их тоже надо было раздевать. Но сейчас она чувствовала смущение, совершенно неожиданное, и не осмеливалась сказать: «Не будьте смешным», как сказала бы Гарольду или Обри.
– Принеси чистую рубашку сэру Раймонду, – приказала Элис служанке, – а мне… полотенце.
Служанка, казалось, была удивлена, но подчинилась без лишних слов. Раймонд не обратил на это внимания. До него только сейчас дошел смысл сказанных Элис минуту назад слов о том, что она обмыла его рану. Он взглянул на свою руку, тщательно перевязанную чистым полотном. Его мозг пронзила мысль, что Элис сама, а не служанки, обработала его рану и собиралась сделать то же с раной на ноге. Он пристально посмотрел на нее. Но девушка выглядела как обычно: не бледная, не испуганная, не страдающая от тошноты.
– Раны ужасные, – сказал он извиняющимся тоном, зная, что это правда, но не совсем веря в это.
Элис, утешая, погладила его плечо.
– Это только испорченная кровь и плохое настроение, они покинут вас, как только раны заживут. Не мучайте себя. Все пройдет быстро, и ваше боевое искусство не пострадает.
– Вы разбираетесь в таких вещах?
Странно, почему Элис умеет обмывать и перевязывать раны, но еще удивительнее, что она говорит об этом, как о деле обычном, более того, – как об одном из своих повседневных занятий, вроде вышивания.
Элис улыбнулась ему.
– Вы не должны думать, будто я вас просто успокаиваю. Не могу похвастаться большим опытом, но я и не новичок в этом деле. Леди Элизабет научила меня, а она прекрасный врачеватель. Я знаю, какие раны заживают быстро, а какие – нет. Вы можете доверять мне.
Раймонд не успел ничего ответить, так как вернулась служанка. Элис через голову надела ему рубашку и набросила на его колени полотенце. Под этим прикрытием она попыталась снять с него штаны, которые успела расстегнула еще до того, как попросила приподняться в первый раз.
– Придержите полотенце и приподнимитесь, – сказала Элис. Занятая работой, она не могла видеть выражения лица Раймонда, которое весьма изумило бы ее. На нем отразилась такая решимость, что сразу становилось понятным: он принял важное для себя решение.
Поступив весьма деликатно, предоставив смущающемуся Раймонду рубашку и полотенце, прикрывшие часть его обнаженного тела, Элис тем самым, окончательно завоевала любовь юноши. Он добьется этой женщины, чего бы ему это не стоило. Не может быть никакой другой, верил он, с таким сочетанием красоты, мужества и здравости ума Раймонд представил Элис во всех обстоятельствах, в какие только может попадать женщина, и она всегда побеждала. Она проходила через все испытания, превосходя любые его ожидания.
Раймонд подумал о жизни своего отца с матерью. Она была нежной, любящей и принесла большое приданое, но в ее присутствии все чувствовали скованность, необходимость взвешивать каждое слово и жест, чтобы не дай бог не оскорбить ее чувства или не напугать. Потом Раймонд вспомнил три недели, проведенные в Марлоу, ту легкость и смех, с которыми там говорили обо всем – от сомнительных шуток до
