знаю… Все как-то тоньше и изысканнее, чем должно быть у простого рыцаря.
Вильям слегка нахмурился.
– А почему он должен быть простым рыцарем? Ты видела его щит – силуэт головы без лица? Он почти совсем новый, без отметин. Значит, он не хочет, чтобы знали его прошлое. Многие знатные семьи разорились.
– Но не в Эксе. Ведь ты сказал, он приехал из Экса.
– Это говорилось в письме короля, да и его речь говорит о том, что он оттуда или по крайней мере с юга Впрочем, какая разница, черт побери? Если Раймонд – не бедный рыцарь, а знатный, ищущий, как заработать на жизнь более подхрдящим способом чем участие в турнирах или продажей своего меча, что тогда?
– Об этом, папа, я как раз тебя и спрашиваю. Почему король послал его именно к нам?
– А почему бы и нет? – возразил Вильям. – Меньше одним ртом за своим столом, одним костюмом, за который надо платить. К тому же он оказывает любезность и мне, и Раймонду. Генрих добрый, ему нравится делать добро. И если Раймонд подходит мне, а Марлоу подходит ему, мы оба будем признательны королю, удовлетворенному делом рук своих.
Элис согласно кивнула головой, отец был, конечно, прав. Все, что он говорил, не лишено смысла. Дядя Ричард скорее всего рассказал королю о смерти сэра Питера и Гарольда. Братья ведь обо всем могут разговаривать. Между ними бывают очень теплые отношения до тех пор, пока Генрих не доведет до бешенства своим поведением Ричарда или Ричард не разгневает своими замечаниями Генриха. Только… только что? Элис вздохнула. Ничего вроде подозрительного. Отец, возможно, самый лучший и самый мудрый человек на свете, но он не из тех, кого король награждает своим вниманием. Единственный, кто связывал его с верховной властью в Англии, – это дядя Ричард. Элис знала: король не станет посылать шпиона к своему брату. Вдруг улыбка исчезла с ее лица. Главное, чего желает король Генрих, – чтобы кто-нибудь рассказал ему, о чем думает дядя Ричард. Сам дядя Ричард сейчас далеко, слишком далеко и не может рассказать обо всем, что интересует короля, прямо и откровенно. Отец всегда просил его разговаривать с братом спокойно и без свидетелей, обращаясь к лучшим сторонам характера короля. А у Генриха они были – эти лучшие стороны, и вполне можно было тактично удержать его от некоторых глупостей, которые он иногда желал совершить.
Дядя Ричард все больше понимал положение вещей, хотя это и осложняло жизнь отцу: гневу нужен выход. Поскольку дядя Ричард не мог повышать голос на своего брата, то кричал на Вильяма или писал ему длинные сердитые письма. Элис ласково посмотрела на отца, задумавшегося над письмом Ричарда, на которое должен был ответить. Он недовольно хмурился, читая абзац, где граф Корнуолльский спрашивает, какие доводы нужно привести человеку (подразумевался Генрих), не находящему противоречий в том, что, с одной стороны, ругает папу римского – ведь все английские приходы наводнили итальянцы, а с другой стороны, использует любую возможность, будь то законно или незаконно, желая протолкнуть уроженца Савойи в Винчестер.
Элис направилась к лестнице, чтобы вернуться в приемный зал, но ее остановил тяжелый вздох отца.
– Черт возьми! Ну почему он сам не видит разницы между тем, что может вызвать недовольство и ропот, но будет забыто, и тем, что подействует на баронов, как палка на пчелиный улей!
Вильям разговаривал сам с собой, но его голос эхом отражался от каменных стен и мог быть услышан в зале на расстоянии в несколько шагов от двери. Элис мельком глянула на северную башню.
Скорее всего отец прав, и в этом новом рыцаре не было ничего необычного, кроме красоты. Тем не менее Элис решила возражать против его перемещения в зал, по крайней мере пока в комнате отца не повесят гобелены, способные заглушать все звуки. Это глупо, даже наверное, очень глупо, но так ей будет намного спокойнее, и уж совсем недопустимо волноваться из-за того, что так легко можно исправить.
Глава 3
Похоже, Вильям рассеял подозрения дочери, но они все-таки встревожили его. Не успокоился он и после наблюдения за поведением Раймонда во время ужина в этот вечер. Манеры молодого человека были весьма изысканными и непринужденными, безупречнее, чем у самого Вильяма, хотя тот был воспитан лучше многих английских аристократов: ведь он рос вместе с Ричардом, сыном короля. То, как Раймонд разбирался в политических событиях во всей Европе, казалось даже чрезмерным. Он также обнаружил знания в области военного искусства, оборонно-наступательных операций во время войн, причем на уровне командора, а не простого рыцаря. Нет, не хотелось верить, что Раймонд – обыкновенный рыцарь, младший сын человека, слишком бедного, чтобы содержать его в своих владениях или найти ему богатого покровителя. Несмотря ни на что, Вильям был убежден в правдивости сказанного Элис в защиту короля: Генрих послал Раймонда в Марлоу, именно желая быть полезным ему, Вильяму. Это, как и замешательство Раймонда, когда его просили рассказать о своей семье, заставляло Вильяма верить, что молодой человек прибыл из порядочного дома, переживавшего сейчас тяжелые времена. Возможно, его отец потерял вдруг свои владения либо его обвинили в измене и лишили прав на земли. Всего этого юноша мог стыдиться и избегал говорить на подобные темы.
Сын не должен расплачиваться за грехи отца, и, очевидно, в самом деле очень трудно молодому отпрыску разорившегося дома найти место, особенно в своей стране. Вильям тактично перестал задавать вопросы, на которые юноша отвечал с явной неохотой и краской на лице. Элис тоже прекратила свои расспросы, правда, менее охотно, чем отец. Вильям был почти уверен в своих догадках относительно происхождения Раймонда, но все-таки интересно было найти им подтверждение. Он мог, естественно, расспросить Ричарда, но графа Корнуолльского сейчас не было при дворе. Вильям был очень осторожен в обращении с Ричардом, особенно в своих предположениях, что у короля есть какие-то скрытые намерения. Ричард и без того очень расстроен проблемами, связанными с Винчестерской епархией, да к тому же лишь недавно женился на Санции Винчестерской, сестре королевы Элеоноры.
Был и еще один способ все разузнать. На другом берегу реки Хьюэрли находились владения Моджера Илмерского, полученные в наследство его женой. Вильям никак не мог заснуть, ворочаясь в постели и все время думая о причинах приезда Раймонда и его возможном прошлом. Моджер был соседом Вильяма вот уже десять лет, с тех пор, как на Гилберта и Джона, двух молодых сыновей предыдущего владельца Хьюэрли, было совершенно нападение, и они были убиты. В невиновность Вильяма поверили на слово. Но даже спустя десять лет он так и не смирился с их смертью. Гилберт и Джон были ему добрыми друзьями.
Убийцы, похоже, были не из местных жителей, поэтому сделали это вовсе не из-за желания отомстить. И не для того, чтобы ограбить: братья не брали с собой ни кошельков, ни драгоценных украшений, когда отправлялись на охоту в своих владениях. Скорее всего Гилберт и Джон столкнулись с разбойниками неожиданно. Наверное, они пригрозили тем и приказали покинуть их земли. Правда Вильям не мог поверить в то, что братья вели себя столь глупо, если разбойников было много, и те были хорошо вооружены.
Все это останется неразгаданной тайной. Вильям старался прогнать из головы непрошеные мысли. Теперь в Хьюэрли распоряжался Моджер, который будет хозяином здесь до тех пор, пока его сын Обри не подрастет и не наследует земли своего деда по матери. Вильям улыбнулся. Обри был славным юношей и сейчас служил у Гемфри де Боуна, графа Херфордского. Вильям вздохнул и повернулся на другой бок. Согласится ли Элис выйти замуж за Обри, на чем настаивает Моджер? Как было бы замечательно, если бы она всегда была около него, но нужно ждать еще четыре-пять лет, пока его дочь не созреет для замужества. Кроме того, Элизабет… Нет, если он позволит себе думать об Элизабет, то до утра не заснет.
Во всяком случае, ни Элизабет, ни Обри ничем не могли помочь ему в проблемах, связанных с Раймондом. Моджер, возможно, и мог бы что-нибудь прояснить, так как много времени проводил при королевском дворе и был в курсе всех слухов и сплетен. Вильям не сразу заметил это. Он в тысячный раз говорил себе, что Моджер – хороший сосед, всегда приятный в общении и дружелюбный; не покушающийся на его, Вильяма, земли, ничем никогда не обидевший никого из своих людей, не бравший большую, чем полагается, речную пошлину. И Вильяма не должно касаться то, что Моджер стремился извлечь из имения больше, чем вкладывал в него, живя не по средствам расточительно. И все же Хьюэрли оставалось богатым владением, и Обри мог поправить дела, став его владельцем, а Элис присмотрела бы за хозяйством, если бы вышла замуж за Обри.
