учёный, раздевшись, стал сам демонстрировать гимнастические упражнения, то все увидали, что этот воображаемый богатырь являет собой лишь жалкий скелет, груду рахитичных костей, покрытых дряблой кожей, ничего общего не имеющих со стройными и мускулистыми телами местных жителей. Островитяне испуганно переглядывались: не дай бог, превратиться в такое же жалкое существо…
Короче говоря, прошло не так уж много времени, а результаты цивилизации не замедлили сказаться. Лица островитян пожелтели, мускулы ослабли, под глазами появились мешки. Непринуждённый смех и веселье исчезли. Вместо свободной и беззаботной жизни у бедных людей нежданно-негаданно появились тяжёлые обязанности: вязание и шитье одежды, распиловка деревьев, возведение домов и, самое трудное и утомительное, чтение и письмо. Последствия нового образа жизни заметно проявлялись в характере, поведении и внешнем облике этих людей. От мала до велика все стали нервными. Жадность, зависть, соперничество пронизывали теперь все их действия. Люди, до вчерашнего дня ещё не знавшие различия между начальниками и подчинёнными, теперь ради продвижения по служебной лестнице в многочисленных учреждениях и заведениях, созданных из гуманных соображений господином профессором и выросших повсюду, как поганки после дождя, стали подхалимничать и лицемерить так, как не придёт в голову хитрейшему из цивилизованных хитрецов.
Все заняли руководящие посты и стали командовать. Тяга к произнесению речей и публичным выступлениям, подобно заразной болезни, охватила всех, от мала до велика. Матери нарочно держали своих младенцев впроголодь, заставляя их кричать, дабы развить у детей голосовые связки. Ребята постарше вместо игры в кости, в салки и классы играли в начальников, заместителей, секретарей, стенографисток, машинисток и кассиров и, взойдя на трибуну, произносили такие пламенные речи, что профессор счёл необходимым создать противопожарную команду.
Одним из первых был издан закон о ежемесячном персональном жалованье членам законодательного органа. Новый закон был юридически обоснован и тесно увязан со священным правилом помощи бедным и обездоленным, поэтому благодарный народ добровольно устроил по этому поводу иллюминацию и факельное шествие.
Особенно быстро на ниве просвещения созревали дети.
Можно сказать, почти все выучили наизусть таблицу умножения и основные правила грамматики.
А некоторые пошли ещё дальше — они бойко решали алгебраические задачки с одним и двумя неизвестными. Один мальчик круглосуточной тренировкой добился того, что без единой запинки читал наизусть целую поэму в двести бейтов, начиная с последнего стиха и кончая первым. Большинство детей проявляли особую склонность к изучению иностранных языков и днем и ночью зубрили их. Другой мальчик, пристрастившийся к французскому языку, выучил двенадцать тысяч французских слов, но, к сожалению, ему никак не удавалось соединить их в простейшие фразы.
Короче говоря, счастливая звезда цивилизации в окружении всех своих спутников — бессонницы, несварения желудка, гипертонии, порока сердца, лицемерия, лжи, подлости, алкоголя, азартных игр, курения и т.д, и т. п. — взошла на небосклоне новой Атлантиды.
Багряный цвет превратился в шафрановый, а радость — в печаль. Беззаботность, веселье, хорошее настроение исчезли,— их место заняли заботы, тревоги и страхи. Заразная болезнь — меланхолия — охватила молодёжь, а злой дух недоброжелательства дал им в руки оружие самоубийства, которым воспользовались двое самых сильных и здоровых юношей.
Женщины, ранее сильные и цветущие, стали всячески уклоняться от радостей материнства.
Расстроенный всей этой страшной картиной, я однажды, набравшись храбрости, без стука вошёл в новооборудованную лабораторию профессора, занимавшегося изучением каких-то камней, растений и насекомых, собранных на острове.
— Господин профессор,— сказал я,— положение жителей острова весьма плачевно. Не исключена возможность, что вскоре на нем останемся в живых только мы с вами. Из гуманных соображений мы должны что-нибудь предпринять для спасения этих людей.
Профессор переменил очки и бросил на меня быстрый взгляд, напоминающий (не в обиду ему будь сказано) взгляд верблюда на подкову.
— То, что так расстраивает вас,— сказал профессор,— меня, наоборот, очень и очень радует. Выражая вам благодарность за гуманные и благородные чувства, вместе с тем не могу не заметить, что вы должны так же, как и я, радоваться прогрессу, достигнутому наукой. Дело в том, что вот уже несколько лет я обдумываю правильность открытого Дарвином закона о наследственности. По этому закону слабые и не приспособленные к жизни животные в борьбе за существование погибают и лишь сильные и приспособленные к жизни выживают. На протяжении длительного времени я не мог убедиться в правильности этого закона. Наоборот, я наблюдал, что, как правило, сильные умирают, а слабые остаются в живых. Я уже собрался было написать книгу, опровергающую теорию Дарвина, но вот мне крупно повезло: я попал на этот остров, и загадка разрешилась. Здесь я убедился в правильности учения Дарвина. По незыблемым законам науки и прогресса жители острова обречены на вымирание. Вы, интересующийся моими научными изысканиями так же, как и я сам, должны молить бога, чтобы он избавил наконец меня от многолетних сомнений и колебаний.
Одним словом, несмотря на то, что здоровые, весёлые и радостные лица жителей острова превратились в жёлтые, хмурые и болезненные, профессор с каждым днем все радостнее потирал руки, продолжая силой насаждать культуру и прогресс на этой несчастной земле.
Ни кровопийца Зохак[4], ни жестокий Шапур[5], ни греческие тираны более позднего времени не могли сравниться с нашим профессором своим могуществом и властью.
Итак, прошло три года со дня нашего злополучного появления на острове. По приказу профессора туземцы в ознаменование этого счастливого исторического дня устроили грандиозный праздник. Профессор занял подобающее ему место в центре террасы, украшенной цветами, пахучими растениями и восьмицветными флагами (выбранными профессором для острова Атлантиды). Я подобно Шамс-вазиру[6] встал позади него.
По намеченному плану председателю сената надлежало произнести вступительную речь, а затем после ответной речи профессора должен был начаться праздник. Но, сколько мы с профессором ни ждали, никто на праздник не явился. Мы были страшно огорчены и удивлены и не могли понять, что же могло помешать жителям острова в такой радостный и торжественный день выразить признательность и благодарность своему спасителю и учителю. Спустившись с террасы, мы сразу все поняли: туземцы валялись вокруг большого глиняного кувшина мертвецки пьяные и горланили свои старые песни, не подчиняющиеся грамматическим правилам.
Увидев эту ужасную картину, профессор рассвирепел и начал кричать:
— Где эти грязные свиньи, несмотря на мой категорический запрет, раздобыли ядовитое зелье?
