— Не принижай ее, папа. Почему ты считаешь, что ты стал лучше?
Рейфорд чувствовал себя отвратительно. Почему он должен думать о Хетти плохо только потому, что временами она казалась ему непонятной. Когда он испытывал к ней чисто физическое влечение, это его совсем не беспокоило. И только потому, что она была груба с ним по телефону и не ответила согласием на его приглашение встретиться сегодня, она не должна стать для него менее интересной, менее достойной.
— Я не стал лучше, — признался он. — Но почему бы ты не пришла, если бы была на ее месте?
— Потому что мне было бы понятно, что у тебя на уме. Ты собираешься сказать ей, что у тебя уже нет прежних чувств к ней, что теперь ты хочешь позаботиться о ее бессмертной душе.
— Ты слишком упрощаешь.
— Потому что ты хочешь показать, будто заботишься о ее душе, а она подумает, что по-прежнему интересует тебя как человек.
— В том-то и дело, Хлоя, что она никогда не интересовала меня как человек.
— Но она-то этого не знает. Поскольку ты был таким осторожным и деликатным, она считала, что ты лучше большинства мужчин, которые действовали бы более прямолинейно и сразу стали бы приставать к ней. Я думаю, что она чувствует неловкость из-за мамы. Возможно, она понимает, что ты сейчас не в состоянии завязать новые отношения. Но нельзя дать ей почувствовать, что сейчас ей дают отставку, и это происходит по ее вине.
— Но это так и есть.
— Нет, папа. Она была доступна. Может быть, ты и не был готов к более близким отношениям, но подавал знаки как будто это так. Тогда это создавало впечатление честной игры.
Он покачал головой.
— Может быть, поэтому я и вел себя плохо в этой игре.
— Ну что ж, я рада за маму.
— Значит, ты думаешь, мне не следует очень уж ее отталкивать или переходить к разговорам о Боге?
— Да ты ее уже оттолкнул, папочка! Она уже прекрасно поняла, что ты собираешься ей сказать, и ты подтвердил это! Вот поэтому я и говорю, что она не придет. Она ужасно обижена.
— Да, очень.
— Тогда почему ты думаешь, что она воспримет твои идеи насчет прыжка в небеса?
— Вовсе не прыжок! Но, по крайней мере, это должно свидетельствовать о том, что я отношусь к ней уважительно?
Хлоя поднялась и взяла лимонад. Она вернулась, села рядом и положила руку на плечо отца:
— Я не хочу выглядеть всезнайкой, — сказала она, — ты вдвое старше меня, но разреши уж мне объяснить, что думают женщины, особенно такие, как Хетти, ладно?
— Я весь внимание.
— Она выросла в религиозной семье?
— Думаю, что нет.
— Ты никогда об этом не спрашивал? А она никогда об этом не говорила?
— Да оба мы как-то не задумывались над этим.
— А ты никогда не жаловался ей на одержимость мамы, как ты иногда жаловался мне?
— Если подумать, то да, бывало. Пожалуй, я использовал это, чтобы показать, что у нас с твоей матерью неважные отношения.
— А Хетти говорила тебе что-нибудь о том, как она относится к Богу?
Рейфорд попытался вспомнить.
— А знаешь, кажется, что она что-то говорила, что-то в поддержку, а может быть, даже и с симпатией о твоей маме.
— В этом есть смысл. Даже если у нее и было намерение встать между вами, она пыталась убедить себя в том, что это не она вбила клин между тобой и мамой, а ты сам.
— Как это?
— Я говорю все это предположительно. Я это к тому, что тебе не следует ожидать, чтобы человек, который даже не получил церковного воспитания, придет в восторг от разговоров о небесах, Боге и тому подобных вещах. Мне трудно говорить об этом, ведь я люблю тебя и знаю, что для тебя это самое важное в жизни. Ты не должен предполагать, что представляешь для нее сейчас интерес, особенно если это оказывается чем-то вроде утешительного приза.
— Приза за что?
— За потерю твоего увлечения.
— Но теперь мое отношение к ней более чистое, более искреннее!
— Это для тебя. А для нее это гораздо менее привлекательно, чем обладание человеком, который ее любит и живет для нее.
— Но именно это даст ей Бог.
— Для тебя это звучит как реальное благо. Но увергю тебя, папа, это совсем не то, что она хотела бы услышать от тебя сейчас.
— Так что же делать, если она все-таки появится? Мне не следует говорить с ней об этом?
— Я не знаю. Если она придет, это может означать, что она по-прежнему надеется, что у нее еще есть шансы. А на самом деле они еще имеются?
— Нет!
— Тогда тебе следует дать ей это понять. Но не делай этого слишком явно. И не пытайся при этом убеждать ее…
— Перестань говорить о моей вере, как будто я навязываю ее людям.
— Прости. Просто я пытаюсь увидеть, как это будет воспринято ею.
Теперь Рейфорд уже совершенно не представлял, что сказать Хетти, что ему с ней делать? В его душу проник наконец-то страх, что дочь права, и вместе с тем он получил намек на то, происходит в душе Хлои. Брюс Барнс как-то сказал ему, что большинство людей не видят и не слышат истину до тех пор, пока сами не обретут ее. Тогда им становится понятно все, что происходит в мире. Каким же образом ему убеждать людей? Этот вопрос отчетливо встал перед ним.
Бак около одиннадцати вошел в клуб, Хетти поспешила ему навстречу. Его надежды тотчас рассеялись, как только она открыла рот:
— Так есть возможность увидеться с Карпатиу?
После того как Бак пообещал было представить ее Николае, он ничего не сделал для этого. Теперь, наслушавшись восторгов Стива о величии Карпатиу, он подумал, что просить его о возможности представить ему одну из поклонниц неуместно. Он позвонил Розенцвейгу:
— Док, это, конечно, ерунда, и вы можете отказать, потому что он страшно занят. Я знаю, что у него масса дел, поэтому ему не обязательно принимать эту девушку.
— Это девушка?
— Ну, молодая женщина. Она стюардесса.
— Вы хотите, чтобы он принял стюардессу? Бак не знал, что сказать. Реакция была именно такой,
какой он опасался. Мучаясь переживаниями, он услышал,
как Розенцвейг вызывает Карпатиу.
— Док, не надо, не зовите его! — решился наконец Бак. Но Розенцвейг вернулся к телефону и изрек:
— Николае сказал, что ваши друзья — это его друзья. У него есть несколько минут, но только несколько. Давайте прямо сейчас.
Бак и Хетти поспешно отправились к «Плаза» на такси. Бак чувствовал себя чрезвычайно неловко и ожидал еще худшего. Какой бы ни была его репутация у Карпатиу и Розенцвейга как международного журналиста, теперь он навсегда ее испортил. Теперь на него будут смотреть как на прилипалу, который будет приводить к Карпатиу всякого рода поклонниц.
Бак не скрывал своего неудовольствия, в лифте он раздраженно буркнул:
— У него в самом деле всего секунда времени, так что нам не следует там задерживаться.
