скинула его и с помощью пажа влезла в докторскую мантию, дернула плечом, расправляя складки, повернулась к Аш — растрепанная, с блестящими глазами:
— Ну, погоди, я тебе припомню! — и шагнула вперед.
Рикард кинул ей мешок с инструментом, и она поймала его на лету, на ходу нащупала одну из рукояток, выступила на середину, задумчиво водрузила ногу на широкую грудь Роберта и оперлась руками о колени.
— Уф-ф!
Я — доктор…
— Ё… — Флора запнулась. — Погодите, дайте вспомнить…
— Господи, вылитый отец, — вырвалось у Фернандо. Он с улыбкой повернулся к Аш: — Какая жалость, что старый негодяй помер. Вот был бы рад узнать, что у него
— Провались ты, Фернандо, — добродушно пожелала Аш. — Ты понимаешь, что я не дам ее убить? Так и передай Гелимеру.
Флора тем временем с помощью пары здоровенных гвоздорезов вскрыла кирасу Ансельма и задумчиво потыкала рукояткой в брюхо страдальца:
— Бедняга мертв!
— Давным-давно! — выкрикнула Бальдина.
— Мертвее камня, — повторил лекарь. — О, дерьмо… нет, не подсказывайте, сама вспомню…
Аш просунула ладонь под локоть Фернандо поверх плаща. Он чуть склонился к ней и накрыл ее пальцы своей ладонью. Аш крепче сжала его руку.
Флора посреди зала продолжала исследования. Она передвинула ногу от груди к гульфику. Кошачий концерт! Она продекламировала:
Я — доктор, любые болезни лечу:
Чахотку и насморк, понос, золотуху.
Я вам кости вправляю,
Я вам мозги вправляю,
А коль надо — из мертвых пинком подниму!
— Такая поднимет! — выкрикнул Биллем Верхект в непритворном восторге.
Флора закинула гвоздодеры за плечо, как алебарду, и отозвалась:
— Дьявольщина, мне так и помнилось, что в Генте со мной
Аш ухмыльнулась, покачала головой. Последний котел был вылизан дочиста; кухарки вытирали руки фартуками и устраивались среди зрителей.
«Меньше половины пайка на каждого. И это по случаю Рождества Роберт расщедрился! Мы в дерьме по самые уши…»
Фернандо вдруг сказал:
— Гелимер собирается сделать тебе предложение. Он велел сказать… я сам не поверил…. если Дижон сдадут, он даст свободный пропуск всем жителям, хотя ему придется повесить гарнизон. А что касается моей сестры: король-калиф собирается взять герцогиню Бургундии в жены.
— Что-что?!
Беззастенчиво подслушивавший Антонио Аижелотти вмешался:
— Чистая работа, мадонна. Господи, все купцы и гильдейские старшины мигом потребуют сдачи. Вот тут и начнутся споры да раздоры!
— В жены? — тупо повторила Аш.
— Тут он промахнулся, — пояснил ей Фернандо, бросив сердитый взгляд на Анжелотти. — Люди Фридриха уже поговаривают, что будь он в силе, так попросту взял бы город штурмом. Ничего из этого не выйдет, но, — он дернул плечом, — я должен был сказать.
— О, господи! Представляю, как расскажу об этом Ла Маршу! — Помянув бургундца, Аш снова покосилась на дверь. Никого, кроме стражи — и те не бдят на часах, а любуются на герцогиню-доктора и Сент-Джорджа.
Голос Флоры зазвенел:
По воле моей и искусством моим
Мертвый Сент-Джордж — станет живым!
Моя премудрость тебя зовет:
Встань, поднимись, тебя подвиг ждет!
На глазах у всех людей,
Оживи, подымись скорей!
Ансельм вскочил на ноги и отвесил публике изящный поклон. Один из наплечников при этом соскочил и со звоном покатился по полу. Эвен Хью, Генри Брант и Адриан Кампин выбежали вперед; «сарацинский рыцарь», «король» и «кляча» сцепили руки.
Флора дель Гиз ухватила за руки Ансельма и Эвена, подозвала к себе Рикарда и что-то шепнула на ухо молодому оруженосцу. Рикард кивнул, глубоко вздохнул и выкрикнул:
На Двенадцатую Ночь Рождества
Жив принц Джордж!
Чего желаем и вам!
А теперь нам заплатите
И спокойно спать идите!
В громе аплодисментов на актеров обрушился дождь мелких монет и старых башмаков. Ряженые гордо раскланивались.
Латники сгрудились вокруг, чтобы похлопать по плечам Флору и остальных. Кто-то стянул с балок зеленые гирлянды, и плети плюща увенчали головы отрядного доктора, каптенармуса, второго капитана, командира копья и оруженосца. Аш вдруг почувствовала себя покинутой и одинокой. «Даже если мы выкарабкаемся, — думала она, не сводя глаз с лица Флоры, — возврата к прежнему уже не будет».
Раздались приветственные крики. Флора, сияя золотистыми волосами, вознеслась над толпой на руках Ансельма и Эвена Хью. Аш медлила пока подходить с поздравлениями. Она оглянулась на Фернандо дель Гиза. Казалось, его что-то обеспокоило.
— Священник… — Она недоверчиво покрутила головой и с неожиданной для нее самой язвительностью спросила: — И что, много добрых чудес сотворил?
— Ни одного. Я ведь пока принял только первые обеты, клятву целибата; пока не осенит благодать, я и не узнаю, способен ли я творить чудеса… — После неуловимой паузы он добавил: — Аш… это другая церковь. Раз нет необходимости сохранять девственность для благодати, значит, и вообще в ней нет нужды. Священникам высокого ранга дозволено жениться. Я видел жену Мутари — она нубийка.
— К чему ты это говоришь, Фернандо?
Уголки его губ дрогнули в улыбке. Он пытался сдержать ее, но ясно было: что-то заставило его забыть о том, что он — заложник в осажденном городе, что в любую минуту могут начать обстрел, что перемирие не надежно и его жизнь висит на волоске.
— Я должен тебе кое в чем признаться…
— Да? — подбодрила Аш.
Фернандо помолчал. Аш изучала его лицо. Ей так хотелось снова коснуться его губ, лба под линией тяжелых светлых волос… странное чувство, почти нежность.
— Говори же, — снова поторопила она.
— Ладно… Я никогда не думал… — он отвел глаза, оглядел шумный зал и снова взглянул на нее. Его лицо светилось.
— Никогда не думал, что могу влюбиться, — закончил он. Голос срывался, словно у подростка. — А если и влюблюсь, думал, это будет дочь знатного вельможи, с приданым, из тех, кого подбирала моя матушка; может, даже дочь графа… Никогда не думал, что способен влюбиться в женщину-солдата, Аш, в