характеризует их как главное зло всех неурядиц, то бросается к ним в объятия со стонами: «Помогите! Либо вместе выплывем, либо вместе утонем!» Власть, декларирующая устами президента социально ориентированные реформы, и перманентно не выплачивающая зарплату тем самым социальным группам, на которые якобы ориентированы реформы, по существу приговорена.
28 июня.
Собрался съезд партии ПРЕС, возглавляемой Сергеем Шахраем. Во главе партии две достаточно известные фигуры из президентского окружения — сам Шахрай и Александр Котенков, представитель президента в Государственной Думе. Интересно, что партия не рассматривает в числе первоочередных целей цель очевидную — участие в выборах в Государственную Думу 1999 года. На предыдущих выборах партия потерпела внушительное поражение, собрав менее 2 % голосов. Партия не желает второй раз рисковать. По существу, партии, разумеется, нет. Есть некий клуб демократов-консерваторов. Сергей Шахрай объявил, что на следующих президентских выборах их партия будет поддерживать Юрия Лужкова и, в определенной степени, Александра Лебедя.
Главенствующая мысль, насаждаемая командой Кириенко: «Мы вынуждены проводить в жизнь непопулярные меры. Мы их заложники. С одной стороны, все возмущаются, почему перебои с зарплатой, но как только мы пытаемся навести порядок с налогами, из которых и берется эта зарплата, мы наталкиваемся на противодействие». Верховный налоговый комиссар Борис Федоров выразил идею еще жестче: «Мне тоже не нравится платить налоги, однако делать это необходимо. Я здесь для того, чтобы утвердить эту всеобщую необходимость как норму жизни».
Небольшая ремарка относительно риторики нынешней власти. Бедные платят налоги исправно. Обманывают страну богатые. Это практически повторяется на каждом шагу. Осознанно или неосознанно завершив расслоение общества, власть, лавируя между социальными слоями, практически сталкивает эти слои, программируя давление малоимущих прежде всего на средний класс. Однако власть, обустроив класс богатых и очень богатых и в незафиксированной среде пребывая корнями уже в этом классе, никогда не станет своей для малоимущих. Теперь же, в силу налогового безрассудства, она потеряет сочувствие того самого среднего класса, на который крайне рассчитывала. Достаточно заметить, что именно на это назревающее сословие ориентируются все либерально-консервативные и демократические течения и партии — от «Демвыбора России» и НДР до «Яблока» и ЛДПР. Это почти исключает разницу между почерком КПРФ и действиями Немцова и Кириенко. В этом самое разительное подтверждение идейного кризиса власти. Власть ищет, пытается нащупать коррекцию курса реформ, не признавая публично совершенных ошибок, что практически сделать невозможно. Причем последняя часть этой формулы особенно значима, она подводит черту под восьмилетним правлением Ельцина.
2 июля 98-го года.
Рэм Вяхирев, глава «Газпрома», на переговорах в Австрии. Гром грянул с раннего утра. На заседании правительства объявлены санкции против «Газпрома» и аресте его имущества. Довод: «Газпром» не погасил налоговых долгов перед бюджетом. Ответная реакция «Газпрома»: мы должны 12 млрд, и это так; нам должны бюджетные организации 13 млрд. Правительство объявляет о разрыве трастового договора с Вяхиревым, и как следствие прогнозируется его смещение. Немцов собирает Совет директоров «Газпрома». В качестве атакующего — Борис Федоров. Аргументы очевидны — «Газпром» «должен»… И любые меры государства по возвращению бюджетного долга — меры справедливые. Картина, по сути, истерическая. Правительство мечется по политической сцене с воплями: мы власть или не власть?
Самое любопытное, что 26 июня проходило общее собрание акционеров «Газпрома». Слухи о бое, который даст представитель государства самому главному монополисту и олигарху страны, оказались несостоятельными. Собрание прошло сверхспокойно. Правительство наперебой (сначала устами Кириенко, затем Немцова) делает заявления о кощунственности самой мысли о смещении Вяхирева и малейших посягательствах на целостность «Газпрома». Предполагался ли тогда, ровно неделю назад, какой-либо демарш против Вяхирева? И да, и нет. И дело не только в налогах. Новый кабинет министров уязвлен своей неавторитетностью как внутри страны, так и за ее пределами. Нужна игра мускулами. С появлением в правительстве Бориса Федорова амбициозный градус кабинета значимо возрос. Именно Борис Федоров спровоцировал ситуацию вокруг «Газпрома». Ему принадлежит идея чрезвычайных мер против Вяхирева. Удивительно, как в политике на уровне правительства появился и стал нормой стиль «гопничества», когда вы на лицах молодых вершителей судеб нации читаете неунывающее откровение: «Мы здесь ненадолго. Дела не сделаем, не успеем. Но шухер наведем!»
Лидер обязан быть генератором идей, только тогда он лидер. В нашей повседневности истинные понятия начинают утрачивать смысл. Ибо исполнители главных ролей не следуют историческим предначертаниям, а творят спектакль на свой лад, подстраивая под свое недалекое умение. Глава государства, конечно же, высший чин страны, последняя вершинная ступень, но это все признаки формальной величественности. Глава государства в первую очередь его голова, а значит, разум его. И всякое вопрошение «достоин ли?» должно исходить из этого главенствующего принципа. Отсюда смещение акцентов, требование сильной руки, хотя, во-первых, во-вторых и в-третьих, потребна сильная голова.
Во второй половине июля случились три президентские частности, заставляющие нас по-иному взглянуть на целое, именуемое вторым президентством.
В Каире Ельцин еще раз как бы подтвердил мысль своего неучастия в выборах 2000 года. Но сделал это не в виде отказа. Впрочем, этот стиль «не отказности», а якобы «не разрешенности» был взят на вооружение с первых шагов интриги: «Не буду, потому что Конституция не велит». Не потому, что считаю для себя невозможным. Не потому, что России нужен другой президент. Не потому, что страна нуждается в обновлении и в прорыве. Не потому, что сумел начать реформы, доверившись заверениям о достаточности четырехлетия для обретения видимых результатов, а не получив их, не задался вопросом об ошибочности собственных действий, объяснил все недостаточностью времени и остался у власти еще на один срок. И вот теперь не будет участвовать опять же не по причине кризисной перманентности, выхода из которой не ведает. Не по причине совершенных ошибок, признать которые должно и которые — причина неучастия. Ничего подобного. Конституция не разрешает. А вот если ее истолкуют разрешительно, тогда другой разговор. Ну а разрешительная процедура — это головная боль тех, кто хотел бы остаться у власти. Уйди он — и все они превратятся в политический гербарий. И реформы, в силу их спонтанности и незнания российской действительности самими реформаторами, построенные как полуклассическая модель проамериканского образца, если и не рухнут, то просядут основательно и надолго, отобьют охоту к любым преобразованиям. Однако будем справедливы. В российской, а чуть ранее советской действительности власть плохо знала бытие собственного народа. И не важно, какого замеса эта власть была — монархического, либерального, диктатурного или демократического. Правда, нынешняя власть в своей оторванности от жизни общества переплюнула власть коммунистическую трехкратно. Во времена не столь отдаленные отправной точкой всякой значимой карьеры была собственная трудовая биография. Чем представитель власти непременно гордился, сообщая во всех анкетах и биографических востребованиях, — это не только своим рабоче-крестьянским происхождением, но и голодным детством, ремесленным училищем, токарным, слесарным или комбайнерским прошлым. И все это было правдой. Сегодняшнее ерничество по этому поводу — это ерничество слабых, а не сильных. Это ерничество якобы знающих, но не умеющих.
Реформы начала совсем иная генерация с очевидным приоритетом образования, и прежде всего экономического. И оно, это образование, по российским меркам считалось более чем основательным. Эти люди чувствовали свое превосходство перед традиционно значимыми практиками, с так называемым рабочим или производственным стажем в разнопрофильных отраслях.
Страна провалилась в реформы. Не погрузилась, не вступила в период реформ, а именно провалилась в них, как возможно провалиться в яму либо угодить в болото. Именно по этой причине общество в своем подавляющем исчислении так и не признало авторитета реформаторов ни в момент начала реформ, что было вполне объяснимо (никто не благодарит за страдания и обрушившуюся на головы неблагополучность), ни потом, так как благополучный горизонт с каждым следующим годом не приближался, а отодвигался еще на один-два года. И так все эти неспокойные восемь лет.
Почему в числе реформаторов оказались именно эти, а не другие, более умудренные жизнью и
