Марию. — О чем вы хотите поговорить?
Оливер явно растерялся. Он, без сомнения, привык общаться с женщинами, которые действуют, а не разговаривают.
Мария заметила книгу у него на столе. Название ее позабавило.
— Вы читаете роман Минервы. Он вдруг покраснел.
— Надо узнать, что она там напридумала.
— Значит, это ваше первое путешествие в ее мир «готических ужасов»?
— Да. — Казалось, тема его смущает, а Марию она лишь раззадорила.
— Для начала вы сделали прекрасный выбор. «Озерный роман» — моя самая любимая книга. Оливер нахмурился.
— Почему? Потому что в той дуэли Роктон получает по заслугам?
Мария улыбнулась.
— Потому что Минерва оставляет его в живых. Обычно она расправляется со злодеем, причем самым ужасным образом.
— А вы ненавидите ужасы.
— Вовсе нет. Они мне нравятся. Странно, правда? Мне даже хотелось бы, чтобы было еще страшнее. — Оливер ответил ей недоуменным взглядом. Мария с усмешкой добавила: — Дома у меня есть несколько томов «Ньюгейтского календаря». Ну, не у меня, а у Фредди. Отцу не нравилось, что я так увлекаюсь убийствами и всякими ужасами.
— Я его понимаю. — Он откинулся в кресле и с любопытством посмотрел ей в лицо. — Раз вы любите ужасы, почему же вам понравилось, что Минерва не убила Роктона?
— Видите ли, некоторыми своими намеками она заставляет читателя задуматься, почему Роктон стал злодеем. А если он погибнет, мы этого никогда не узнаем.
Оливер не сводил с нее глаз.
— Может быть, он родился злодеем?
— Никто не рождается злодеем.
— Вот как? — Он насмешливо приподнял бровь. — Значит, мы все рождаемся хорошими.
— И это тоже не так. Мы рождаемся просто зверьками с животными потребностями и желаниями. Добрый пример родителей и учителей наставляет нас, учит сдерживать свои нужды ради более важных целей. Но мы сами решаем, следовать ли этим поучениям или потакать собственным слабостям и капризам.
— Для женщины, которой нравятся убийства и преступления, вы слишком высоконравственный философ.
— Я хочу понимать, почему происходят какие-то события. Почему люди ведут себя так, а не иначе.
С минуту Оливер обдумывал ее слова.
— Лично мне кажется, что некоторые люди, такие как Роктон, просто рождаются с дурными наклонностями.
Отвечая, Мария тщательно подбирала слова:
— В таком случае у Роктона есть очень удобное оправдание.
Лицо Оливера окаменело.
— Что вы имеете в виду? — помолчав, спросил он.
— Следовать нравственным принципам и быть дисциплинированным человеком — это тяжкий труд. Распущенность не требует никаких усилий. Человек просто удовлетворяет любую свою прихоть, даже самую нездоровую и аморальную. Роктон, полагая, что родился с дурными наклонностями, тем самым убеждает себя, что не должен бороться с ними. Он просто заявляет, что не властен над собой, и все.
— Может быть, он действительно не властен, — мрачно возразил Оливер.
— А может быть, просто не желает сдерживать свои порывы. Мне хочется выяснить причину такого отношения к жизни, поэтому я и читаю романы Минервы.
Неужели Оливер действительно думает, что родился непоправимо дурным человеком? Как ужасно! Какой безнадежностью должно быть наполнено его сердце!
— Я могу объяснить вам причины такого беспутства, — сказал Оливер, обогнул стол, присел на него рядом с Марией и поправил выбившуюся из ее прически прядь волос.
Марию окатило жаркой волной. Ну почему, почему он так на нее действует?! Это несправедливо!
— Роктон знает, что не может получить все, что ему нужно, — хрипло заговорил он и протянул руку к ее щеке. — Знает, что героиня романа ему не достанется. Она не станет терпеть его… гибельные порывы. Тем не менее, он желает ее, и это желание поглощает его целиком.
У Марии перехватило дыхание. Он не дотрагивался до нее уже много дней, но она не забыла, как это было, и сейчас изо всех сил старалась не показать волнения.
— Его желание поглощает его лишь потому, что он не может ее получить, а если бы мог, она была бы ему не нужна.
— Это неверно. — Голос Оливера вдруг зазвенел. Он провел пальцем по овалу ее лица с такой нежностью, что Мария ощутила боль в груди. — Даже Роктон понимает, когда встречает удивительную женщину. Ее добродетель завораживает его. Возможно, он надеется, что обладание этим совершенством прогонит мрачные тени из его судьбы и что беспутство не станет единственным смыслом его жизни.
— Тогда он ошибается. — Пальцы Оливера коснулись ямочки на ее шее, и голос Марии дрогнул. — Только он сам может одолеть эти мрачные тени.
— Значит, он обречен?
— Нет! — с горячностью воскликнула Мария. — Никто не обречен, и, уж конечно, не Роктон. Для него есть надежда. Всегда есть надежда.
В глазах Оливера вспыхнул лихорадочный свет. Мария не успела шевельнуться, как он наклонился и поцеловал ее. Нежно и мягко, не так, как прежде. Наверное, она застонала, но стона не услышала. Сейчас ей важно было, что его губы коснулись ее губ и вызвали жажду, которую только он один мог разбудить в ней.
— Мария, — выдохнул Оливер, схватил ее за руку и притянул к себе. — С того дня в карете я думаю лишь о тебе.
Он снова нашел ее губы и не встретил сопротивления. Ее руки скользнули ему под сюртук и вцепились в талию. Мария этого не заметила. Да что с ней такое? Почему она не сопротивляется этому человеку? Как легко она рассуждает о нравственности и дисциплине и как быстро отступает от своих слов, когда доходит до дела. Один поцелуй — и она готова махнуть на все рукой.
Не только поцелуй… Сейчас его губы впивались в нее с голодной жадностью хищника, руки метались по ее телу, как будто пытаясь вспомнить каждый его изгиб, а она, словно лишившись разума, наслаждалась любым его прикосновением. Он был такой требовательный, не то что Натан.
Марии хотелось самой узнать его тело так, как он узнавал ее. Она гладила рельефные мускулы, которые напрягались под ее пальцами. Странно, что изнеженный аристократ, каким ему полагалось быть, имеет такое тренированное тело и так хорошо им владеет. Почему тогда он не может совладать со своей душой?
Как будто стараясь показать ей, что он и не собирается сдерживать свои порывы, Оливер притянул ее ближе, так, что она оказалась у него между коленей и собственной плотью ощутила, как сильно он возбужден. Лишь тогда Мария нашла в себе силы оторваться от его губ.
— Нет, нам нельзя.
Быстрыми поцелуями он осыпал ее шею.
— Нам все можно.
Мария вырвалась из его объятий.
— Вам — все можно, мне — нет. Я до сих пор связана обещанием. Я дала его другому мужчине. В прошлый раз я об этом почти забыла, но я была не права.
Мария повернулась, чтобы уйти, но он поймал ее за талию и спиной притянул к себе.
— Забудь Хайатта, — хрипло прошептал он ей на ухо. — Мы оба знаем, что он тебе не подходит.
— Это не важно. Я дала слово и должна его сдержать.
