паскудство, что на Балтике, творилось?! Чтобы тати шлялись всякие да иноземцы лживые? Чтобы монополия русская на торговлю свою сгинула и всякая шваль сюда налезла? Так вот не бывать этому! – Боярин опять стукнул кулаком об стол. – Исстари заведено иноземцев, в порты наши забредших, смерти немедля предавать. Дабы разбойников да купцов чужих на землю русскую навести не могли. На сем стоим, и закон сей неколебим до века. Ныне же грамоты наместнику новгородскому и в Разбойный приказ отсылаю о напасти случившейся. Немедля! Ужо написаны. А посему вот тебе мое слово, князь Андрей, урожденный Лисьин. Коли не хочешь за измену свою ответить, до вечера голову иноземца мне сюда принеси. Либо голова англичанина твоего у меня в сундуке лежать будет, либо ты сам в Разбойный приказ в цепях поедешь. А там, что побратим твой придумает, не моего ума дело. Я свой долг исполню полностью. Терентий, сюда иди, возьми ключ от поруба. Отдашь изменников наших гостю вот этому. Он до вечера суд княжеский чинить станет. А после заката – ужо мы свой учиним.
– Пойдем, княже, – позвал Андрея сгорбленный холоп. – Здесь, во дворе, они дожидаются. Токмо подпорку уберу…
Спустя полчаса пленники и их освободитель сидели за столом постоялого двора.
– Не ожидал, не ожидал, князь Андрей, – неторопливо обрезая маленьким ножиком кусок паровой белорыбицы, восхищался Юрий Семенович. – У тебя талант вразумлять тюремщиков. В Любеке за один день на воле оказался. Здесь за един час свободу нам добыл. А я уж до снега готовился в порубе бока отлеживать. Не ожидал.
Зверев же смотрел на жадно поглощающего неведомый деликатес, тощего сына английского адмирала и лихорадочно пытался найти хоть какой-то выход из сложившейся ситуации… Мало того, что англичанин – так еще и адмиральский сын! Вот уж воистину – прямо британскому адмиралтейству тайну подарить. Хорошо, хоть об этом воевода прознать не успел.
– Ты мне нравишься, капитан Мэтью Ро, – перебив дядюшку, сказал князь Сакульский. – Жаль с тобой расставаться, не хочу. Чего ты забыл в своей туманной угрюмой Англии? Оставайся здесь, у меня при дворе. Положу тебе жалованье вдвое больше капитанского, жену подберем ладную да ласковую, дом построю большой и светлый. Живи. Живи, Мэтью!
Извечная дилемма: человеческая жизнь против многовековой важнейшей коммерческой тайны, дружба и симпатия против государственных интересов. И чего бы ни требовала совесть, мораль, справедливость – но государственные интересы неизменно оберегала неумолимая смертная казнь.
– Оставайся, Мэтыо…
«Оставайся, и князь Сакульский сможет поклясться, что подаренная тебе тайна никогда не покинет пределов Руси. И тебе не нужно будет умирать. Ты станешь веселым и счастливым кормчим, иногда будешь стоять у штурвала ушкуя, но куда больше времени – отдыхать в уютном домике, ожидая, не нужно ли ныне поехать куда княжеской чете, или они заняты другими хлопотами. Оставайся…»
– Нет, князь, – замотал головой англичанин. – Мне не терпится рассказать отцу о своем открытии. Представляю, какие у него будут глаза, когда я скажу, что знаю новый путь в Московию! Что нам не нужно прорываться через Балтийское море и торговаться с датчанами и Ганзой…
– Что ты сказал?! – Андрей так хлопнул ладонью по столу, что подпрыгнули и англичанин, и князь Друцкий. – Ты считаешь меня плохим и недостойным правителем?
– Нет, князь, – растерянно пробормотал сын адмирала. – Я ничего такого не говорил.
– Ты обвиняешь меня во лжи?! – резко поднялся Зверев, выдернул саблю и плашмя хлопнул ею по столу. – Эй, Риус! Дай капитану свой клинок. Во двор, Мэтью! Такие оскорбления смываются только кровью.
Человек может остаться на новом месте только добровольно. Если держать его силой, страхом, обманом – он все равно сбежит. Оставаться добровольно англичанин не захотел.
Во дворе холопы торопливо растащили телеги, убрали к стене ясли, турнули из лужи разомлевшего хряка.
– Простите, князь, я не хотел вас обидеть. Если вас устроят мои извинения, я готов принести их в любом виде.
– Зачем столько слов? Это всего лишь поединок, Мэтью. Неужели у вас в Англии не бывает дуэлей? Ты умрёшь – и я успокоюсь. Ты убьешь меня – и меня перестанут мучить муки совести. Все честно.
– Я не хочу вас убивать, князь.
– И я тебя, Мэтью. Но мы мужчины, воины. Нам положено убивать друг друга во имя славы и по долгу службы. Давай сделаем это красиво.
– Как скажете, князь… – Англичанин наконец взял у рыжего мальчишки саблю и вышел в центр двора. – Постараюсь удовлетворить ваши желания.
Они скрестили клинки – и Андрей вдруг понял, что напоролся на очень сильного противника. Мэтью Ро атаковал его быстро, решительно, хорошо отработанными приемами. Почти все его выпады основывались на глубоком переносе клинка – пытаясь парировать, Зверев лишь открывался, и от ран его спасало только поспешное отступление. Пробежав за считанные секунды весь двор, он запрыгнул на телегу с бочками, по ней перескочил мимо англичанина обратно на середину вытоптанной площадки, взмахнул клинком, собираясь для новой стычки. Совесть от предчувствия близкой смерти моментально уснула. Теперь князь думал только об одном: о схватке.
Сын адмирала развернулся. Левая рука заброшена за спину, на лице написано абсолютное спокойствие, клинок – в полусогнутой руке перед собой. Он засеменил ногами, подбираясь ближе, резко выбросил руку. Андрей попытался подбить его клинок вверх – но Мэтью еле заметным движением кисти подкинул кончик оружия, сабля князя проскочила перед ним, и он благополучно закончил выпад. Зверев еле успел отпрыгнуть, чтобы не получить клинок в горло.
Англичанин тут же пододвинулся, снова выбросил руку. Андрей попытался отбить саблю влево – она описала понизу петлю и оказалась перед его открытой грудью, устремляясь в самое сердце. И опять князь чудом отпрянул в последний момент, отойдя к свиной луже, а сын адмирала сделал новый выпад и… Андрей вдруг сделал шаг не назад, а вперед, к наклонившемуся в глубоком выпаде противнику, отгораживаясь от его сабли своей, поставленной клинком вниз. На миг они встретились глазами – и князь рванул клинок вперед и вверх, поперек груди недавнего капитана. Шагнул мимо него, поднялся на крыльцо, вошел в дом и упал в трапезной на лавку, кинув на стол окровавленный клинок.
– Хозяин, хлебного вина мне неси. Много. И человека в губную избу пошли, за воеводой. Воевода
