– Дык, где облака светлее, там и солнце.
– Ну смотри… – Зверев поправил на голове жаркий лисий треух и снова вернулся к своим мыслям…
«А что, если она обидится? Ведь воевода не умрет. Да, перестанет ревновать, перестанет бить. Но ведь не умрет! А Людмиле так хотелось его смерти. Если потом еще и Полину отравить – тогда она сможет стать его женой. А пока князь Шаховской жив – не сможет…».
– Берег! Глянь, Андрей Васильевич, полоса темная впереди. Кажись, не промахнулись. А давай, на рысях пойдем? Холодно ведь. Мы их не загоним, токмо согреем. Вдоль берега точно не заплутаем.
– Ну давай, – согласился князь и толкнул Аргамака под ребра, полностью отпустив поводья.
Они в несколько минут разогнались до галопа, промчались так около часа, пока от скакунов не повалил пар и…
– Глянь, Андрей Васильевич! Причалы! Никак, добрались?
– Не может такого быть. Рано еще.
– А причалы наши. Вой и лодки стоят недоделанные. Да точно наши! Кто еще, кроме тебя, тут корабли строить придумает?
Спорить было и вправду бесполезно. Всадники повернули к берегу, промчались мимо тихого пустого стапеля, выскочили на недавно расчищенную дорожку и перешли на рысь.
– Потерпите немного, ребята. Через час в теплом стойле овес кушать будете! – пообещал лошадям холоп.
К усадьбе они подъехали уже в сумерках – но их все равно заметили, подняли шум. Андрей спешился, пошел к крыльцу – но Полина в черно-красной кике и такой же душегрейке успела выскочить из дома, сбежать по ступеням вниз и крепко обнять князя, прижаться.
– Живой! Господи, живой! Радость-то какая… – Она всхлипнула, отвернула лицо, отпустила мужа и торопливо перекрестилась. – Живой.
– Ой, Господи, – вторя княгине, перекрестилась дворовая тетка. – А мы уж чего только не думали. Тут ведь Изольд с сотоварищи цельный обоз мертвых да увечных привезли. А князя так вовсе нет. Уж не знали, чего и думать!
– У холопов спросить трудно было?
– Дык, спрашивали. Ан у княгини на душе все равно тревожно. Как ее супруг венчанный, что с ним? Здоров ли?
– Здоров, – ответил Андрей, поднимаясь по ступеням.
– Отчего же ты хромаешь, милый? – вдруг спросила Полина.
– Я не хромаю, – покачал головой князь.
– Я же вижу. На левую ногу.
– Не хромаю!
– Обожгло ему ногу в походе, – выдал господина Пахом. – Аккурат через колено.
– Андрюша! – Женщина опять кинулась к нему, но теперь Зверев смог объятий избежать.
– Ничего, до свадьбы заживет.
– Да-да, – согласилась жена. – Главное, жив вернулся. Матрена, баню вели стопить немедля. Воды наносите.
– Так горячая еще баня, матушка! Воды добавим, через час париться можно.
– Хорошо, ступай. Горлуша, свет в трапезную принесите, вина бургундского, закуску. Подкрепится князь с дороги, а там в баньку пойдет.
Русская баня особенно хороша зимой. Когда после мороза нестерпимого – да в нестерпимый жар, да пивом на камни плеснуть, да им же и горло промочить хорошенько. В снег или прорубь еще неплохо из парилки выскочить… Однако женщины таким баловством не увлекались, и перед новенькой баней не имелось ни проруби, ни сугроба: снег со двора заботливая дворня убрала. Потому пришлось князю с холопом обходиться только паром и хмельным стоячим медом.
– Сейчас бы еще и девку ядреную, чтобы спину потерла, – мечтательно произнес Пахом. – Да токмо не позволит такого княгиня. Любит тебя, издалека видно, до изумления. Девки никак не подпустит.
В этот миг открылась дверь, и в парную вошла в одной рубашке Полина. Холоп, издав нездоровый утробный звук, скакнул на верхний полок и вытянулся вдоль стены. Женщина опустилась перед мужем на колени, провела рукой по его правой ноге, рассматривая покрытый розовой кожей шрам.
– Бедный ты мой… – Она наклонилась, поцеловала зажившую рану чуть выше колена, ниже, потом поднялась: – Извини. – И вышла из парной.
– И почему я тогда не женился? – сглотнул наверху Пахом. – Дурак, видно, был.
– Кто знает?
– А чего ты, княже, смотрел на нее так, словно она отравить тебя хочет?
– Типун тебе на язык! Полина на такое не способна.
– А я и не сказывал, что…
– Слезай, – оборвал его князь. – Хватит мыться. Надоело.
В трапезной уже был накрыт стол с горячим: полностью запеченный кабанчик примерно с полпуда весом, два лебедя в лотках, рыба, пироги. Пять канделябров заливали светом всю залу, от края и до края. Однако едоков за столом сидело всего трое: Пахом, Полина и сам князь. Правда, женщина ни к чему не притрагивалась. Сидела и смотрела прямо перед собой. Наконец долгую тишину разорвал ее вопрос:
– Ты вернулся навсегда, супруг мой?
– Во всяком случае, надолго, – признался Андрей.
– Значит, уделом управлять сможешь?
– Ну раз я здесь…
В трапезной опять стало тихо. Спустя несколько минут Полина снова спросила:
– Мне приходить… в опочивальню?
Зверев отложил птичью грудку. Покосился на Пахома, а потом покачал из стороны в сторону головой. Княгиня поднялась, вышла из трапезной.
– Ну я в людскую пойду, княже. – Холоп торопливо допил из кубка вино. – Устал чего-то. И это… хмель пошел.
Андрей посидел еще с минуту, глядя на кубок и блюдо с лебедиными костями, и понял, что больше не хочет ничего. Совсем ничего.
– В этом доме мне кусок в горло не лезет, – передернул он плечами. – Довела.
В спальне горел свет. Два рожка: один возле двери, еще один на сундуке у его изголовья. Стянув с себя рубаху, князь прошелся по тихой пустой комнате и вдруг заметил под кроватью, с женской стороны, какую- то крынку. Присел, приоткрыл крышку. Тут же в нос ударил аромат черемухи. Запаренные листья! С лета, видать, про запас приготовлены.
Теперь Андрей понял, почему от жены всегда пахло черемухой: она натиралась каждый раз, прежде чем лечь рядом. Сегодня, видать, тоже надеялась в одной постели оказаться. Соблазнить его этим запахом, заманить в теплоту мягкой перины, под небесного цвета балдахин, под пухлое горячее одеяло. Придумывала, старалась… И зачем она все это делает? Ведь больше между ними ничего не будет…
Ковер на полу забавный. Два лебедя, и каждый голову другому на спину положил.
Он решительно прошел к одной свече, потушил. Потом к другой, сжал язычок огня пальцами и влез под одеяло. Повел носом. Нет, черемухой не пахло. Здесь она еще ни разу к этим листьям не прикоснулась. Без него…
Утром на сундуке у изголовья стоял букет с желтыми бессмертниками.
– Да уж, не лето, – потянулся он. – Живых ты нынче не найдешь.
Он поднялся, натянул порты, рубаху, накинул заботливо оставленную рядом с одеждой войлочную душегрейку. Пробежался по дому туда, куда даже король ходит пешком, потом выскочил на улицу, растер снегом руки, лицо. Увидел Пахома, неспешно чистящего Аргамаку шерсть.
– Ну что, дядька, сражаться будем? На рогатинах, на мечах?
Холоп отрицательно покачал головой.
– Ты чего? Не выспался? И вообще чего это дом такой тихий? Опять все в церковь ушли?
– Княгиня ушла. В монастырь.
– Ты чего говоришь, Пахом? Какой монастырь?
