– А во сколько?!
– Щас точно скажу… Около четырех часов.
– А зачем? Просто в гости?
– Да прям, зайдет он просто в гости. Денег в долг просил… Я застонала.
– Полторы тысячи, да? Тетя Нина удивилась:
– Да… А ты откуда знаешь?
– Это доза, тетя Нина. Это доза. Полторы тысячи… И вы ему дали?
– Дала, конечно. Он мне ведь как сказал: ты, говорит, теть Нин, не волнуйся. Мне, говорит, через час зарплату дадут, и я сразу тебе отдам. Дай мне полторы тысячи, пойду пока кредит оплачу. Ну, я и дала. А что, не надо было?
– Не знаю. Я уже ничего не знаю……..
– Ксень, а ты матери его не звонила?
– Нет. Боюсь ее напугать… Тетя Нина вздохнула.
– Да какое там напугать… Думаешь, найдется он?
– Я надеюсь.
– Ну, надежда, как известно… Эх, грехи наши тяжкие… Я сама ей позвоню. Если новости какие будут – ты уж мне сообщи, ладно?
– Само собой, теть Нин. До свидания.
Я положила трубку, но телефон вдруг вновь ожил.
– Алло!
– Ксень, это я, – послышался голос Сашки. – В общем, обзвонил я всех пацанов – никто Генри не видел два дня. И вот еще что…
Он замолчал.
– Что? – почему-то шепотом спросила я.
– Свет у него дома горит, Ксюх. И давно уже. Суток двое – это точно. В дверь ему звоню – не открывает никто. У тебя ключей от квартиры нету?
Меня затрясло.
– Нету. Саш, может, он цветы заходил поливать и свет забыл выключить?
– Цветы? – с сомнением переспросил Сашка. – Ну, может, и поливал. Только, насколько я знаю Генри, он, даже нажравшись, никогда не забывал выключить свет…
Я впилась ногтями себе в руку.
– Ты меня пугаешь, да?
– Ты что, Ксень? Я просто говорю… А ты все-таки позвони матери его, ладно? Пусть она приедет, посмотрит. В общем, если что – звони.
Я положила трубку и посмотрела на часы. Десять вечера.
Я выключила на кухне свет, пошла в комнату и села за компьютер.
Бездумно лазала по всем сайтам подряд, переходя с одной ссылки на другую.
Что-то читала, уже не помню, что.
Выключила комп, вернулась на кухню, достала бутылку водки, налила, выпила, села за стол, посмотрела на часы. Час ночи. Зазвонил телефон. Я схватила трубку:
– Алло!
– Дочка… Это я… Делать-то что будем, а?
– Ты что несешь?! – ору в трубку. – О чем ты говоришь, дура ты старая?! Что делать? Искать, искать будем!
– Не надо искать, дочка… Дома он, я знаю, я мать… Внутри меня все задрожало.
– Что значит дома? Что ты там знаешь, черт тебя подери?!
– Мертвый он, Ксень… Я еще два дня назад поняла… Сначала подумала, мерещится. Смотрю: ты не звонишь, все тихо, я и успокоилась потихонечку…
У меня пропал голос и началась икота.
– Дочк, я только утром приеду, меня с работы не отпускают… – Она заплакала: – Я им говорю: «У меня сын, кажется, умер, отпустите меня», а они: «Вот смену сдашь в шесть утра – и поедешь, куда тебе надо»… В общем, я к восьми буду там. Крепись, доченька. Я тебе позвоню…
Три часа ночи.
Водка. Холодная. Залпом.
Половина четвертого.
Валерьянка. Пустырник. Водка. Залпом.
Семь сорок пять.
Падаю на колени перед иконами.
– Господи!!! – ору и крещусь размашисто. – Только не он! Не он! Пусть инвалидом лучше останется, пусть я инвалидом стану – только чтоб живой был… Ну, не надо… Ну, пожалуйста… Ну, Господи, миленький!!!
Восемь ровно. Звонит телефон.
Вскакиваю с колен и несусь к аппарату. Снимаю трубку.
– Дочка-а-а-а-а… – И плач в трубке. – Он тут лежит… На кухне… Мертвый… Иди скорее, я одна не могу!
Мертвый. Умер. Совсем. Навсегда.
«Вербицкая… Я тебя люблю… » «Выходи за меня замуж… »
«Дай мне один шанс…»
«Устанешь жить – возьмешь мою жизнь. И заживешь по-новой… »
Нос в веснушках. Глаза карие.
Три родинки треугольником на правой щеке…
Все…
– Ксюш, ты как? – словно сквозь вату голос Лельки. Резкий запах нашатыря.
Мычу что-то нечленораздельное.
– Это кто? Вдова? Дайте ей воды.
Чужие люди вокруг. Лица у всех чужие, незнакомые… Сердитые какие-то.
Не возьму я у них воду. Не стану ее пить.
– Выпей, выпей… – суетится Лелька и стакан мне под нос сует.
Мычу и отмахиваюсь.
Не хочу. Не буду. Не надо мне этого стакана.
– Дочка, пойдем…
Это мама. Мамочка моя. Смотрю на нее и мотаю головой.
– Не пойду. Я тут посижу, с Димой… Меня поднимают, тянут за руку. Вырываюсь.
– Идите без меня. Я потом приеду. Идите.
– Дочь, ну ты что? Вставай, земля холодная, ноябрь месяц… Заболеешь.
– И умру? – спрашиваю с надеждой.
– Господи, прости и сохрани… Не умрешь ты, и не думай даже. Ты еще долго-долго будешь жить.
– Без Димки?
Мама гулко сморкается в большой платок.
– Нам всем теперь без него жить… Отворачиваюсь.
– А я не буду.
– Да что ж ты такое говоришь, а? Как это ты не будешь? А сын? Сын у тебя растет, забыла?
– Не забыла. Я просто к Димке хочу… Мам… Мне плохо без него… Меня тянет…
– Куда тебя тянет?
– Туда. – Ложусь лицом на могилу и обнимаю ее руками. – К нему. Ему плохо там без меня, мам. Я знаю. Я чувствую…
– Никуда тебя никто не тянет. Вставай, вставай, доченька. Пойдем…
Лежу. Просто лежу.
Кто-то очень сильный отрывает меня от земли, ставит на ноги. Делаю шаг. Делаю другой. Иду. Не
