Алекс избегал смотреть на нее, он искал свой паспорт во внутреннем кармане.
– Возможно, ничего не случилось. Но я должен лететь в Вазаро.
– Беги на улицу и лови такси. – Кэтлин схватила трубку телефона. – Я позвоню и закажу билеты для нас на первый же рейс в Ниццу.
– Не забывай, что это может быть ловушкой для тебя.
– С таким же успехом их замысел может состоять в том, чтобы вынудить тебя уехать и оставить меня здесь одну.
Алекс уже успел подумать об этой возможности. Он мог поручить Кемалю охранять ее на время своего отсутствия» но он не мог бы свободно действовать в Вазаро, постоянно тревожась о Кэтлин.
– Я еду, Алекс. – Голос Кэтлин дрожал. – Никто не сможет остановить меня. Это мое Вазаро.
Алекс кивнул, направляясь к двери. Вазаро было смыслом ее существования, и у него не было права отговаривать ее.
Боже, он чувствовал себя беспомощным. Единственная надежда у него была на Джонатана, он так решителен, надежен и может взять ситуацию в свои руки. Слава богу Джонатан все еще оставался в Вазаро.
Челси и Джонатан потратили три часа, чтобы добраться до виноградника на холме, где Дженнингс назначил им встречу в доме своего старого приятеля.
Во внешности Альберта Дженнингса было что-то похожее на старого семейного врача, его круглое мясистое лицо, уверенные, неторопливые движения вселяли спокойствие. За все время долгого пути сюда Дженнингс был неизменно приветлив с Андреасом и подчеркнуто вежлив с Челси. Казалось, это не более чем дружеская встреча земляков в чужой стране.
– Почему бы вам не присесть здесь, миссис Бенедикт, – сказал Дженнингс, показывая на огромное кресло с резным изголовьем и белыми мягкими подушками, похожее на королевский трон. Он смотрел на виноградники в лучах послеполуденного солнца, черно-синие гроздья переливались золотистым сиянием. – Пора урожая. Чудесный вид. Во время Второй мировой войны я был во Франции и, когда впервые увидел эти холмы, поклялся непременно возвратиться сюда и, выйдя в отставку, поселиться где-нибудь в этой провинции. – Он улыбнулся. – Но времена меняются, не так ли? Теперь я хочу быть рядом с моими внуками. Вы должны понять меня, ведь у вас есть дочь.
Челси слегка натянуто улыбнулась.
– Да, у меня есть дочь. Ее зовут Мариза.
Джонатан сидел рядом с ней, в соседнем кресле, изредка бросая на нее ободряющие взгляды.
– Очаровательная девочка, Альберт, ты был бы в восторге от нее.
Дженнингс тепло улыбнулся.
– Я уверен в этом. Разве может быть другим ребенок знаменитой Челси Бенедикт.
Она нервно стиснула руками подлокотники кресла.
– Может быть, приступим к делу? Разве главная причина этой встречи не в знаменитой Челси Бенедикт? Не стесняйтесь, Дженнингс.
Дженнингс улыбнулся и с облегчением кивнул.
– Вы правы, я действительно хотел обсудить с Джонатаном вопросы, касающиеся ваших с ним отношений.
Челси посмотрела на него с некоторым вызовом.
– Вы были очень осторожны, и это правильно. У нас с Джонатаном деловые отношения, и они ограничиваются проведением этой рекламной кампании.
– Не стоит, Альберт, – вмешался Джонатан, – наши отношения касаются только нас. Стоит ли тебе интересоваться ими?
– Нет, его это тоже касается. – Челси резко повернулась к Джонатану. – И это понятно. Ты уже давно стал общественным достоянием.
– Черт знает кем я стал, – проворчал Джонатан.
– На самом деле я действительно предпринял эту поездку, чтобы обсудить будущее развитие… – Дженнингс прервался. – Ты был прав, миссис Бенедикт чрезвычайно скромна.
– Мы собираемся пожениться, Альберт, – сказал Джонатан.
– Нет! – Голос Челси был резким, и, поворачиваясь к Дженнингсу, она попыталась смягчить его. – Скажите же ему все! Чего вы ждете?
Искра симпатии промелькнула в лице Дженнингса, когда он взглянул в ее лицо.
– Вы должны понять, – обратился он к ней, – это всего лишь скучная обязанность, которую я на себя взял. Что же касается меня лично, то я отношусь к вам с благоговейным трепетом.
– Вот и скажите ему все, что собирались.
Дженнингс повернулся к Джонатану.
– Это невозможно, мой друг. Всем известно прошлое миссис Бенедикт: развод, тюремное заключение. Избиратели не пойдут за тобой. Мы будем вынуждены отклонить твою кандидатуру.
– И ты еще мог говорить что-то о своем благоговейном трепете, – возмущенно сказал Джонатан. – А ты знаешь, что это заточение было беззаконным, что, выйдя из него, она столько работала, что была удостоена степени бакалавра искусств Колумбийского университета? Она говорит па четырех языках, она… –
