падала почти до нуля. Днем безжалостно палило солнце, слепя глаза, которые и без того горели от соли. Шлюпки были так набиты, что никто не мог двинуться; моряки просто сидели в полубессознательном состоянии, и их качала взад и вперед нескончаемая зыбь. Редко когда случалось, что с подводных лодок могли послать горячую пищу на спасательные шлюпки; каждая минута хорошей погоды была для нас драгоценна, а протертые буксирные канаты постоянно рвались. И когда такое случалось, их приходилось с трудом сращивать и передавать на впереди идущие шлюпки.
С возвращением подводной лодки «U-A» и появлением «U-129» я принял решение затопить меньшие шлюпки с «Питона» и «Атлантиса». С этого момента каждая из подлодок «U-68» и «U-A» взяла на буксир один из больших стальных катеров, тогда как катер-«мусорщик» продолжал идти своим ходом. Мы по- прежнему ничего не слышали от Йохена Мора, кроме одной радиограммы адмиралу, командующему подводным флотом, в которой он докладывал о потоплении британского легкого крейсера «Данедин»; координаты, которые он дал в радиограмме, показали, что он следует к нам. Я был очень обеспокоен таким отсутствием взаимодействия и решил, что если понадобится, продолжу путь только с тремя подводными лодками; постоянная передача сигналов радиомаяка, остававшихся без ответа, действовала мне на нервы. Противнику легко было запеленговать нас по нашим сигналам и выслать отряд для нашего уничтожения.
4 декабря подводная лодка «U-124» все еще не появилась. С подлодки «U-А» вновь передали наши координаты, хотя и с ошибкой в 50 километров, и принялись посылать нескончаемые сигналы радиомаяка. Положение теперь было настолько запутанным, что с подлодки «U-68» по собственному почину вмешались и попросили «U-124» сообщить о своем местоположении на волне «Африка». Часом позже с подводной лодки «U-A» вновь попросили «U-124» следить за сигналами радиомаяка, сообщить свое собственное местоположение, а затем ожидать корректировки нашего местоположения, но «U-124» не отозвалась.
Тогда я записал в своем дневнике: «Положение становится крайне неудовлетворительным. В самых лучших условиях мы не можем давать больше 6 – 7 узлов, и мы сейчас расходуем топливо и провизию, не делая какого бы то ни было соответствующего прогресса. Всегда остается возможность того, что хорошая погода, которая сопутствовала нам до сих пор, переменится, и мы не сможем далее буксировать. Поскольку «U-124» никак не заявила о себе, с ее потерей следует считаться. Вследствие этого я собираюсь посадить на подводные лодки тех моряков, которые все еще в спасательных шлюпках».
Проконсультировавшись с Мертеном, я решил уменьшить нашу общую скорость; мы уже достигли того места, где был потоплен британский крейсер, и, если «U-124» все еще оставалась на плаву, она не могла быть далеко к северу от нас. Казалось вероятным, что она разминулась с нами, ориентируясь на неточно переданные с подлодки «U-A» координаты местоположения. Вечером мы были удивлены, когда прочли радиограмму от командующего подводным флотом, приказывающую подводной лодке «U-A» передавать сигналы радиомаяка. В ответ с подлодки «U-A» ответили, что адмиралу следует приказать «U-124» постоянно следить за волной «Африка», тем более что Мор сообщил о потоплении крейсера на волне, которая редко использовалась подобным образом.
Весь день 5 декабря мы оставались в одном и том же месте, пока я готовился к тому, чтобы разделить 100 человек, сидевших в шлюпках, между подводными лодками «U-A», «U-68» и «U-129». Я был полон решимости не ждать «U-124» после полудня 6 декабря. Однако с наступлением темноты 5 декабря появился Мор, совершенно не подозревая о том, что сделал что-то не так; он весь день преследовал крейсер, и, по его мнению, подобная операция имела приоритет над всем остальным. Он так и не получил просьбу с подводной лодки «U-A» о том, чтобы постоянно слушать волну «Африка», а самому ему это не приходило в голову. Он сказал, что пришел по приказу командующего подводным флотом и готов принять на борт свою долю уцелевших. Я прямо заявил ему, что всецело по причине его нерасторопности и медлительности наши люди были вынуждены провести две ночи в спасательных шлюпках, и всему нашему отряду грозила опасность.
Мор принял этот выговор невозмутимо:
– Есть, господин капитан.
Хотя на подлодке «U-68» имелся небольшой запас топлива, тем не менее в ночь с 5-го на 6-е с нее слили 50 тонн на подводную лодку «U-129»; но все-таки этого было недостаточно, чтобы «U-129» дошла домой, и подлодка по-прежнему нуждалась в дозаправке. Экерманн, командир подлодки «U-A», который один обладал достаточным запасом топлива, отказался поделиться хотя бы одной тонной, заявив, что предполагает идти домой на скорости 14 узлов. Поэтому вечером 5 декабря подводные лодки «U-A» и «U- 129» ушли на родину раздельными курсами; утром 6 декабря отправились в путь подводные лодки «U-68» и «U-124». На борту каждой из четырех подводных лодок имелось теперь 100 лишних человек.
Всем известно, насколько стесненное существование ведут моряки-подводники даже в нормальных условиях. Только половина команды из 50 – 60 моряков может есть или спать одновременно. В нашем положении пришлось еще больше уменьшать пространство для сидения на корточках или лежания. Мы много долгих часов провели на корточках или просто сидя или лежа. Восемь моих офицеров делили койку вахтенного офицера. Мор вел нескончаемую войну с моим скотчтерьером Ферри, который конечно же был спасен вместе с нами и который всегда настаивал на том, чтобы улечься именно там, где собирался расположиться Мор. На палубе место было только для одного из них, и в конце концов они пришли к компромиссу: Ферри устраивался сверху Мора.
Кок подводной лодки, естественно, попал в тупик, но, как все коки на подводных лодках, он был волшебником. На кухонной плите размером 70 на 40 сантиметров, втиснутой в пространство не больше стенного шкафа, он ухитрялся готовить гуляш с макаронами и овощами для 150 человек. Мы как раз пересекали экватор, и температура на подводной лодке колебалась между 35 и 40 градусами. Когда лодка была на поверхности, только несколько человек одновременно могли выходить на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, иначе в случае тревоги лодка не смогла бы осуществить срочное погружение.
7 декабря радиостанция в Слаунге передала сообщение британского адмиралтейства о потоплении «Питона», добавив нижеследующее предупреждение всем судам: «Полагают, что спасшиеся с этого корабля, потопленного в точке с координатами 17°53' южной широты, 3°55' западной долготы, плывут примерно на 50 шлюпках; они могут быть вооружены. Вероятно, они держатся одной группой и находятся под эскортом одной или более подводных лодок. При обнаружении следует избегать столкновения и немедленно послать донесение по радио».
12 декабря нашему маленькому соединению было приказано между 13-м и 17-м встретиться у островов Зеленого Мыса с четырьмя итальянскими подводными лодками – «Таццоли», «Финци», «Кальви» и «Торелли» – и передать им часть своих пассажиров. В соответствии с этим приказом от 60 до 70 моряков было переправлено на итальянские подлодки, которые немедленно отправились домой. По пути на родину «Торелли» нарвалась на эскорт конвоя из Гибралтара, и в завершение всего после 640 дней в открытом море ее вынужденные пассажиры неожиданно для себя оказались в центре полномасштабной атаки глубинными бомбами. Подводная лодка с повреждениями пришла на родину 23 декабря.
После короткой гонки с «U-A» подводная лодка «U-68» первой достигла Сен-Назера. Мы прибыли в первый день Рождества. Прошло 655 дней с тех пор, как я и мои люди последний раз ступали на европейскую землю. Мы прошли в общей сложности 170 тысяч километров – 1700 из них в спасательных шлюпках – и потопили 22 корабля общим водоизмещением 144 500 тонн. И вот теперь мы были дома! В первый раз давящий груз тревоги и беспокойства был снят с наших плеч, так же как это было той ночью, когда мы так мирно спали под защитой пушек «Адмирала Шеера» в Индийском океане.
Я собрал своих моряков на перекличку у шлюзовых ворот в Сен-Назере рядом с местом стоянки подводной лодки «U-68». Ни один из нас не был одет должным образом в соответствующую форму – все мы носили самые диковинные костюмы. Я знал, что никогда не забуду выражения лица одного из моряков.
«Таццоли» пришла 25 декабря, «U-129» и «Кальви» – 27-го, «Финци» – 28-го, и последней 29-го появилась «U-124». Вся моя команда воссоединилась в Нанте, где мы остались до Нового года, разбирая горы накопившейся за два года почты и обзаводясь новым оборудованием. Благодаря чьей-то отличной работе в штабе все шло гладко. Я провел последний парад, на котором принял формальную отставку тех моряков, которые были мне верны и служили под моей командой и когда было легко, и когда трудно и которые пережили вместе со мной два кораблекрушения. Я не мог не испытывать огромного чувства гордости за всех. Затем я занял свое место во главе колонны, и мы промаршировали к церкви, чтобы возблагодарить Господа за свое благополучное возвращение. Я никогда не забуду, как мои люди пели
