сказала она. — Я быстро прыгнула, но эти твари все-таки успели раньше меня.
Вэл передала зеркало Марли и тяжело опустила плечи, глядя в пространство.
— Кажется, здесь нам ничего не грозит, — заметил Аллун, показав рукой на окружающие их деревья. — Пауков здесь точно нет. Кажется, их земля осталась за «шелковой дверью». Но какие еще подарочки преподнесет нам этот Лес, я даже представить себе не могу.
— Если я правильно помню карту, мы уже скоро выйдем из Леса, — ответила Бронден. — Поэтому лучше не терять времени и поторопиться, а потом уж сесть где-нибудь, чтобы отдохнуть и поесть. Нехорошее это место.
Никто не стал с ней спорить, и все молча двинулись на запад, куда вела тропа. Их было уже шестеро, а не семеро, и это сильно чувствовалось. За всю дорогу Эллис сказал, может, десять слов, но оттого, что рядом не было этого огромного человека, все остальные казались себе и меньше, и слабее. Больше всех переживала его сестра. Казалось, из нее ушла половина силы, и она с трудом продолжала путь.
Минут через пять деревья стали редеть. Совсем скоро путники наконец вышли из Леса и повернули на северо-запад, точно как указывала карта. Гора все так же круто уходила вверх, но они спускались, а не поднимались по ней. Зеленела густая трава, и земля под ногами с каждым шагом становилась все мягче и мягче.
— Остановимся здесь, — велел Силач Джон. — Похоже, мы спускаемся в низину, а там может быть топко. Лучше отдохнем здесь, на сухом месте.
Роуэн с удовольствием опустился на траву. Силач Джон скинул ему на колени его мешок, и мальчик вдруг остро почувствовал, до чего же он проголодался. Он вынул флягу с водой, хлеб и сыр и набросился на еду. Удивительно, а ведь мама собирала его в дорогу сегодня утром. Этим утром! Не верилось, что они уже так далеко от Рина. С ним уже столько всего случилось, что казалось, прошло несколько дней, а не часов, с тех пор как он на прощание потрепал по шее Звездочку и пошептался с ней, как обнял Аннад и поцеловал маму.
А потом они долго шли, и ему было очень непривычно и одиноко. Потом было ужасное восхождение на скалу. Потом Лес. Потом вокруг шуршали пауки… Вспомнилось, как застыло от страха лицо Эллиса, как он развернулся и побежал назад. Роуэн вздрогнул. Хлеб и сыр вдруг стали совсем невкусными. Ему даже захотелось их выплюнуть, но вместо этого он еще отхлебнул воды и заставил себя проглотить то, что было во рту.
Шеба говорила, что все так и будет. Она предупреждала, что Гора обломает даже самых храбрых и не одно сердце скует страх. Эллис стал первым.
Ведь ничего подобного никто не мог себе даже вообразить. А он все-таки ушел и оставил шесть сердец продолжать свой путь без него. Неужели их сердца тоже будут скованы страхом? Неужели сердце Роуэна будет следующим? И если сам путь так опасен, то что же их ждет в конце пути? А Дракон?
Роуэн вздрогнул. Не надо об этом думать. Надо идти себе и идти. Нельзя поддаваться страху. Еще шаг…
Карта! Роуэн вынул ее из-за пояса и развернул. Ему было и любопытно, и страшно, но все же он посмотрел на еще одно белое пятно.
На нем было написано:
Роуэн замер.
— Карта… — робко сказал он. — Здесь…
К нему тут же поспешил Силач Джон. Подбежали Аллун и Марли. Подошла и Бронден, как обычно что-то ворча. А Вэл осталась сидеть на месте, прислонившись спиной к скале.
— Это стихотворение еще непонятнее предыдущего! — воскликнул Аллун.
— То оказалось для нас очень важным, — сказала Марли. — Значит, и это такое же. — Она прочла его еще раз, нахмурилась и взглянула на Аллуна. — «Любимых плач умей стерпеть…» Похоже, нас снова поджидает опасность.
— Мы с самого начала знали, — сказал Силач Джон, — что весь наш путь будет нелегким. — Он задумчиво почесал затылок.
Сейчас, значит, самое главное — найти правильного вожатого. Нам нужно решить, как мы поступим. Что может значить дерево?
— Дерево твердое, — заметила Марли. — Твердое… гладкое… холодное.
— В нем нет крови, — подхватил Аллун. — Оно ничего не чувствует. Ему не больно.
— Сильное, — добавила Бронден. — Крепкое. Природное. Земное.
— Да, — снова почесал затылок Силач Джон. — Значит, это тот, кто меньше всего поддается чувствам. Тот, кто может не обращать внимания на слезы других. Тот, кто не боится крови. Вот такой человек нас и поведет.
— Ну нет, это не я, — решительно заявил Аллун. — И уж конечно, не Роуэн. И, осмелюсь сказать, не ты, Джон. Ну по крайней мере не сейчас.
Он лукаво взглянул на Роуэна, который тут же отвернулся. Ему не хотелось думать о Силаче Джоне и маме. Ни сейчас, ни вообще никогда.
— Видно, из тех троих, что остались, я подхожу больше всех, — сказала Бронден. — У меня ведь нет семьи, и я никого не люблю. Целыми днями я вожусь с деревом, и мне это нравится. Я верю только тому, что вижу собственными глазами. Значит, я вас и поведу.
На том и порешили.
Через полчаса, поев и хорошо отдохнув, они снова двинулись в путь и пошли на северо-запад, как указывал компас. Тропа исчезла. Бронден очень льстило, что в вожаки выбрали именно ее, и впервые с начала путешествия настроение у нее было превосходным. За ней, погрузившись в странное молчание и еле передвигая ноги, шла Вэл. Потом Аллун и Марли. Потом Роуэн с Силачом Джоном, который опять взвалил на плечи мешок Роуэна, «чтобы было удобнее нести». Когда Бронден объявила привал, все тут же остановились, чтобы срезать мягкие острые веточки деревьев с запахом сосны, которые росли на пути. Бронден рассудила, что из этих веточек выйдут хорошие факелы — ведь все факелы, что у них были, унес с собой Эллис.
Они спускались по склону все ниже и ниже, и вокруг становилось все более сыро. Вместо зеленого ковра под ногами теперь хлюпала грязь.
Аллун принюхался, наморщил нос и недовольно сказал:
— М-да, запашок!
Деревья вокруг них стали совсем другими — тихими и мрачными. От сырых скрюченных стволов прямо по воздуху тянулись белые жирные корни. На коре, точно языки пламени, пылали пятна неизвестных грибов. Грязь становилась все жиже. Из-под башмаков Роуэна разлетались брызги.
Вдруг на землю опустился туман. Бронден нагнулась к компасу, чтобы успеть разглядеть, куда им дальше идти, потому что желтоватая мгла окутала, словно облако, все вокруг. Она, точно пар, вилась вокруг деревьев, шла от топкой жижи и камышовых зарослей, что тянулись по обеим сторонам болота. С каждым
