пневмонию, бронхит и другие смертельные заболевания легочных путей. Некоторым делали смертельные инъекции морфина-скополамина».[643] Статистика неполная, потому что убийства начались задолго до ноября 1940 г., до этого детей здесь убивали в течение более чем года. В наши дни журналисты говорят о более чем 900 убитых за все время работы клиники детях.[644]
Самым страшным было то, что четких критериев «неполноценности» не было — часто их формулировал на свое усмотрение уполномоченный нацистами врач. О том, как все это происходило в присоединенной к тому времени к Рейху Австрии, можно прочесть уже в современных газетах:
«Фашистский режим потерпел крах 57 лет назад, но открываются все новые его преступления. Как сообщила «Немецкая волна», 28 апреля [2002 г. ] в Вене были преданы земле останки 600 детей, убитых в рамках нацистской программы эвтаназии. 61 ребенок был родом из немецких городов Бад Кройцнаха, Менхенгладбаха и Гамбурга. На центральном кладбище австрийской столицы в присутствии федерального президента Томаса Клестиля были погребены урны с прахом четырехлетней девочки и восемнадцатилетнего юноши. Мозг и ткани детей, принадлежность которых была документально установлена, хранились несколько десятилетий в качестве препаратов для научных исследований.
Части мозга, похороненные 28 апреля 2002 г., исследовал венский врач-нацист Генрих Гросс. В 2000 г. ему было предъявлено обвинение в убийстве 9 детей. Нацистов в Австрии не судили уже 25 лет. После войны Гросс сделал блестящую карьеру, стал ведущим экспертом страны в области судебной психиатрии. В годы нацизма в крупнейшей австрийской психиатрической клинике в пригороде Вены, где работал Гросс, проводились опыты над детьми. Ткани умерших детей затем исследовались. В газете «Вечерний Нью-Йорк» от 23 марта 2000 г. рассказывается о том, как сестра одной из погибших девочек, Вальтруда Хаупль несколько лет вела свое расследование. «Моей сестре Анне-Марии было четыре года. Она была совершенно здорова и физически, и психически, но доктор Гросс все равно забрал ее в клинику и поставил диагноз умственной неполноценности, — говорит эта женщина. — После того как я все узнала, я поняла, что, видимо, мозг моей сестренки очень заинтересовал Гросса».
Всего за годы осуществления нацистской программы эвтаназии в Вене были убиты 772 неполноценных, по фашистским понятиям, ребенка. После войны директор клиники был приговорен к повешению как военный преступник. А Генрих Гросс заявил, что непричастен к этим преступлениям и что специально ушел на фронт, чтобы не принимать участия в программе эвтаназии. Гросса обвинили лишь в непредумышленном убийстве, и он отсидел в тюрьме только несколько месяцев. В телеинтервью в 1997 г. на вопрос, сколько детей было замучено в клинике, Гросс ответил: «Может быть, 300 или даже больше. Но я к этому отношения не имел». Но вскоре после этого антифашистский центр в Вене обнаружил в архивах восточногерманской секретной службы Штази документы, доказывающие, что доктор Гросс лгал — во время войны он не был на фронте, а добровольно работал в зловещей клинике. Суд над врачом-убийцей, однако, был приостановлен из-за нездоровья 84-летнего Гросса».[645]
Эти совмещаемые с убийствами опыты больше всего напоминают те, что проводились в годы войны в Освенциме. Но тут пока еще врачи-убийцы «набивают руку» на немцах… Примечательно, что Эрвин Якелиус, директор венской клиники «Am Spiegelgrund», где происходили убийства детей (по его показаниям, ежемесячно врачи его клиники убивали от 6 до 10 пациентов), был после войны осужден к 25-летнему заключению за убийство в концлагерях 4 тысяч военнопленных в рамках нацистских медицинских программ.
Продолжением этих убийств детей стали убийства взрослых «бесполезных едоков», как неизлечимо больных, так и просто старых и дряхлых. Происходили они часто в тех же клиниках, только в других блоках.
«В октябре 1939 г. Гитлер указанием через Булера и Брандта дал разрешение определенным врачам умерщвлять неизлечимых больных. Не только уничтожение больных в больницах и приютах, но и проведение этих акций в концентрационных лагерях стало заботой нацистских врачей. Был создан специальный комитет, руководимый юристом Г. Бон, тщательно разработана техника удушения жертв газом в помещениях, якобы предназначенных для умывания и дезинфекции, а для перевозки и концентрации их в определенных «санитарных учреждениях» Хархейма, Графенека, Бранденбурга, Зоненштейна, Беренбурга, Хадамера организована специальная транспортная служба.
10 декабря 1941 г. инспектор концлагеря главного административно-хозяйственного управления СС при рейхсфюрере СС Либехеншел дал указание администрации 8 концентрационных лагерей о проведении комиссиями врачей СС проверок и отбора заключенных для осуществления «особого обращения Т-4–13», что означало распространение операции «Т-4» на лагеря и указывало на способ уничтожения посредством газа («13»)».[646]
Так что «газенвагены», в которых с 1942 г. начнут убивать граждан оккупированных областей СССР и заключенных в концлагеря евреев и цыган, и крематории, в которых будут сжигать тела убитых людей, были первоначально тоже «опробованы» нацистами на намеченных ими к уничтожению немцах. В подготовленном в 1941 г. докторами службы докладе о программе эвтаназии сообщалось: «Убийства главным образом совершались в Мюзингене (земля Вюртемберг) и в Линце-на-Дунае; там было построено несколько газовых камер с непосредственно прилегающими к ним крематориями».[647]
Стартовав осенью 1939 г., маховик убийств быстро набирал страшные обороты. 31 января 1941 г. Геббельс отметил в своем дневнике о проведенной встрече: «С Булером. Вопросы негласной ликвидации душевнобольных. 80 000 ликвидировано, с 60 000 это предстоит сделать. Это жестокая, но также и необходимая работа. И нам надлежит ее теперь выполнить».[648]
Если Геббельс говорит о 140 (80 плюс 60) тысячах предназначенных для убийства душевнобольных, то в целом количество немцев, «недостойных жить», по мнению нацистов, и обреченных ими на смерть, было гораздо большим. В уже процитированном выше докладе той самой «медицинской службы» от декабря 1941 г. говорится о «приблизительно 200 тысячах слабоумных, ненормальных, имеющих невротические заболевания, вообще медицински негодных, неизлечимых больных, и приблизительно 75 тысяч престарелых».[649] Старые, попавшие в дома престарелых люди тоже обрекались на убийство, просто как «ненужные люди», «бесполезные едоки»…
19 декабря 1940 г. Гиммлер уточнил некоторые детали в ответе на пришедшее письмо председателя Верховного суда Вальтера Буха, который был обеспокоен страшными слухами об убийствах в замке Графенек (в Вюртемберге близ Штутгарта): «Я могу конфиденциально проинформировать тебя, что все, что происходит в этом месте, санкционировано фюрером и осуществляется группой врачей… СС лишь помогают им с грузовиками, машинами и тому подобным».[650] (Убиваемых людей перевозили на серых грузовиках СС.) Но рейхсфюрер лукавил — многие из врачей-убийц, таких, например, как психиатр Ганс-Йоахим Зеверинг, отправивший более 900 детей на смерть в Эглфинг-Хааре, уже с 1933 г. состояли в СС…
Как происходили вывозы больных на смерть, описала в 1948 г. медсестра, работавшая в годы программы эвтаназии в психиатрической больнице в Кауфбойрене (упоминание об этой больнице мы еще встретим далее): «Третья перевозка женщин произошла 9 декабря 1940 года. Для нас как медсестер было особенно трудно отправить этих пациентов, о которых мы заботились много лет, как будто скот, — на практически верную смерть. Персонал автобусов из Берлина был очень грубый и с вселяющим ужас характером, частично женщины, частично мужчины. Они грубо хватали пациентов и привязывали их в машинах, иногда даже цепями. У меня было впечатление, что это переодетые эсэсовцы. Машины скорой помощи подъезжали не к главному входу, а приезжали до рассвета, собирали пациентов во внутреннем дворе так называемого загородного дома и оставляли больницу до рассвета. Пациенты постепенно понимали, что происходило, ужасно пугались, все время рыдали и кричали. Отбор пациентов происходил в соответствии со списком, который имелся в офисе инспектора. Многие пациенты предчувствовали свою судьбу заранее. Одна пациентка, которую перевели из палаты F3b в так называемый загородный дом, откуда отправлялись перевозки, говорила «Теперь я знаю, что впереди [ждет] меня». Перед тем как ее увезли, она попросила о прощальных блинах и сходила исповедаться. Во время исповеди она горько плакала. Через некоторое время после ее депортации ее сестру известили о том, что пациентка умерла в результате дизентерии».[651]
Самым страшным было то, что об этих скрываемых убийствах начали догадываться, а затем точно
