Она знала, что должна вернуться к гостям мужа, Арлена. Усилием воли заставляя себя двинуться к гостиной, она стала придумывать благовидные предлоги, под которыми ей можно было удалиться отсюда и подняться наверх, в спальню Анны, чтобы проверить, не погасли ли свечи у ее изголовья. Накануне глупая служанка, молоденькая ирландка, не заметила, как догорели и погасли свечи, а потом еще спорила с ней, Оливией, доказывая, что ребенок должен спать в полной темноте. Этого не случилось бы, если бы гувернантка Анны, мисс Чайлдс, не уехала на несколько дней к родителям.
Должно быть, сегодня свечи в спальне Анны горели тихим ровным пламенем и девочке снились счастливые сны про пятнистых пони, про кукольный спектакль и засахаренные сливы, которые они ели на ярмарке на прошлой неделе.
Оливия горячо надеялась, что ее восьмилетняя дочь не унаследовала от нее редкий дар предвидеть будущие события. Думать даже не надо об этом!
Собравшись с духом, Оливия направилась к гостиной. Скоро Арлен снова вернется в Лондон, и они вместе с дочерью станут жить просто и уединенно.
На ней было прекрасное шелковое платье пастельных тонов. Широкая пышная юбка на кринолине подчеркивала ее тонкую талию; на шее и в ушах сверкали жемчуга и бриллианты, с явной неохотой подаренные ей мужем несколько лет назад. Миновав каменную чашу фонтана, Оливия вошла в роскошно убранную гостиную, где собрались гости ее мужа.
Сидевшая за клавесином молоденькая девушка не прервала игры. Ее напряженная поза свидетельствовала о том, что ей очень не нравилось выступать на публике. Зато на Оливию с любопытством взглянула сестра мужа, Элизабет, одна из писаных красавиц высшего света. Ей было отлично известно, что невестка чувствовала себя не в своей тарелке в подобных компаниях, и потому ее сейчас обуревало смешанное чувство жалости и презрения к ней.
Когда Элизабет Вентворт приезжала в Эшбернэм, все обязанности хозяйки дома она немедленно брала в свои руки. Впрочем, Оливию это нисколько не волновало, хотя золовка вела себя порой совершенно невыносимо.
Едва серые глаза Оливии встретились с холодным взглядом голубых глаз Элизабет, как у нее уже в который раз за все девять лет своего не слишком счастливого замужества возник вопрос, что же такого она сделала своей золовке, что та столь откровенно ее невзлюбила. Оливия всегда старалась быть как можно приветливее с сестрой Арлена, но в последнее время избегала ее, словно опасную и заразную болезнь. Впрочем, без особого труда, поскольку Элизабет терпеть не могла жить в деревне, а Оливия – в городе.
Сидевшая за клавесином Сьюзен Лейтон закончила пьесу. Оливия опустилась в небольшое, отделанное позолотой кресло рядом с мужем. Публика разразилась аплодисментами. Сьюзен повернулась к публике, и Оливия, аплодировавшая громче других, заметила необычную бледность светловолосой семнадцатилетней девушки.
– Браво! – воскликнула она, чтобы подбодрить молоденькую музыкантшу, мысленно восхищаясь ее мужеством.
Сьюзен благодарно посмотрела на Оливию, потом грациозно присела. На ее щеках заиграл яркий румянец.
– Не правда ли, она превосходно играет! – просиял сэр Джон Лейтон, крупный мужчина с тяжелым подбородком. Его объемистый живот не скрывал даже просторный бархатный камзол. Напудренный по тогдашней моде парик сидел на его голове как-то криво. Пухлые щеки горели. Он был простым пивоваром, десять лет назад возведенным в ранг рыцаря с присвоением звания сэра за оказание неких важных услуг королевской семье. Он сумел сколотить такое значительное состояние, что мог бы купить несколько таких роскошных поместий, как Эшбернэм. Во всяком случае, так сказал жене Арлен.
Несмотря на свое низкое происхождение и вечно съезжавший набок парик, сэр Джон очень нравился Оливии, потому что у этого грузного пивовара было поистине золотое сердце. Она отлично знала, что Арлен лишь притворялся другом сэра Джона, но пока не понимала, зачем этот доверчивый толстяк понадобился ее мужу.
– Действительно превосходно! – с легкой иронией отозвалась Элизабет.
Мать Сьюзен, леди Лейтон, миниатюрная привлекательная женщина, чем-то походила на птичку. Она постоянно нервно улыбалась, вертела во все стороны головой, и едва ли произнесла за весь вечер хотя бы с десяток слов.
Рядом с ней сидел Генри Уэнтворт, маркиз Хоутон.
Вдвое ниже и вдвое же толще сэра Джона, он крепко спал в своем удобном кресле. Его ноги чудовищно распухли от подагры и едва помещались в широких туфлях с большими пряжками. Элизабет громко щелкнула своим японским веером, и маркиз, испуганно вздрогнув, проснулся.
– Милорд, хотите, теперь я сыграю на клавесине? – нараспев произнесла Элизабет, вставая с места.
Арлен внезапно схватил Оливию за руку и, наклонившись к ней, раздраженно прошептал:
– Где ты была?
Оливии было по-настоящему больно, но она не подала виду и даже не попыталась отдернуть руку.
– Выходила подышать свежим воздухом, – тихо произнесла она в ответ.
Гости, не замечая супружеской перебранки, продолжали громко обсуждать музыкальные способности Сьюзен Лейтон. Но вот за инструмент грациозно села Элизабет, всем своим видом выражая полную уверенность в успехе.
– Ты всегда куда-то уходишь, когда в доме гости, – приглушенно прорычал Арлен. – Так не годится! Я бываю в этом доме всего раз в год и живу здесь не дольше двух месяцев! Могла бы вести себя полюбезнее!
Оливия заставила себя улыбнуться мужу, радуясь тому, что эти два месяца уже подходили к концу.
– У меня ужасно разболелась голова, милорд, – потупилась она.
Граф Эшбернэм гневно посмотрел на жену. Стройный, темноволосый и красивый, как и его сестра, он, повинуясь веяниям моды, не носил парика, но сильно пудрил волосы, завитые и уложенные в букли. Оливия