- Я имею в виду все, что только можно. Я, черт побери, не святой! Я никогда не хотел… Но сейчас…
- Вы - хороший, - с чувством сказала она. - Очень.
Он вновь взмахнул кнутом. Когда Слейд отважился заговорить вновь, его голос звучал глухо:
- Леди, у вас чрезмерно развито воображение. Или вы просто не созданы для этого грубого мира. Не окружайте мой образ ореолом.
- Я не окружаю.
- Я не собираюсь спорить с вами моем характере?
- Ну, хорошо, - согласилась Регина. Он вновь разозлился! Поцелуй, ее слова, или то и другое - вместе тому причиной? И как связано с тем, что Слейд так неспокоен, непредсказуем, поведение его отца? Она неожиданно почувствовала готовность обвинить неведомо в чем человека, предоставившего ей кров. И готовность помнить вечно мимолетный поцелуй…
Дорога, по которой они ехали, свернула на запад, потом превратилась в простую бежевую полосу средь залитых солнцем холмов. В низинах паслись коровы. Холмы становились все выше и выше. Дорога тоже пошла вверх, в гору. После поцелуя Слейд не произнес ни слова.
Теперь они ехали вдоль обрыва. Лошади подошли к самому краю. Регина замерла от восхищения: так величествен был открывшийся вид. Хотя Слейд, казалось, не смотрел на нее, она чувствовала, что от его внимания не ускользает ни одно ее движение.
Дорога вновь спустилась в долину. На горизонте появилась скалистая горная гряда. В низине пасся скот. С западной стороны гряду омывали стальные воды океана.
Регина глянула на Слейда;
- Это и есть Мирамар?
Тот кивнул. В глазах его сверкнула гордость.
Девушка еще никогда не видела такого дикого и такого великолепного зрелища, поражающего своим величием.
Слейд указал на север - на другую гряду.
- Там долина, где растет наш виноград. Ее отсюда не видно. Рядом с нею - лес. Дальше, на холме, в этой долине наш лес. Но его пока тоже не видно.
На севере горы были более пологими. Дубы и сосны украшали пейзаж, делали его домашним, уютным.
Регина глубоко вздохнула. Кажущиеся издали темными воды Тихого океана слегка золотились. Воздух был чистый и свежий, хотя и более прохладный, чем в Темплетоне. Регина уже ощущала соленый запах моря. Легкий, свежий ветер шевелил ее волосы.
Дорога обогнула холм, и перед ними раскинулась самая большая долина Мирамара.
Ранчо находилось в противоположном конце долины, где земля вздымалась, словно навстречу небу. Множество сараев, коровников, деревянных строений, посеревших от непогоды, придавали Мирамару вид маленькой уединенной деревушки. Как волшебно выглядел бы Мирамар, если бы все выкрасить белой краской!
В полном молчании они миновали апельсиновую рощу. И хотя после поцелуя Слейд еще более чем прежде замкнулся, он не смог удержаться, чтобы не рассказать ей о местах, где вырос.
- Мой дед, Алехандро Деланза, решил построить дом здесь, вдали от города и крупных поселков.
- Его не в чем винить, - прошептала Регина. Внезапно на фоне пастельно-голубого неба возникли четкие очертания гасиенды, построенной в испанском стиле. Казалось, она парит над землей и живущими здесь людьми.
- Ваш дед выбрал прекрасное место. Дорога стала извилистой. Они проехали конюшни, миновали небольшое пастбище, предназначенное для жеребят.
- Когда-то здесь работала добрая сотня людей. Мирамар обеспечивал работой мужчин, заботился об их женах и детях. Все, что было нам нужно, выращивалось и производилось здесь. Одним словом - натуральное хозяйство.
- Романтично.
- Но невыгодно. Когда Калифорния добилась автономии, нам стало трудно. Наше хозяйство не могло соперничать с передовыми ранчо. Сейчас у нас всего дюжина рабочих, один мясник, один кожевник и повар. И еще пара слуг в доме.
«Печально, - подумала Регина. - Слейд тоскует по уходящим дням благополучия Мирамара».
Молодой человек, словно угадав ее мысли, заметил:
- Часы не ходят вспять.
Они подъехали прямо к дому. Юноша, совершенно непохожий на Слейда и одновременно чем-то неуловимым напоминающий его, подошел к коляске.
- Добро пожаловать! - он улыбнулся. - Меня зовут Эдвард.
В ответ Регина тоже улыбнулась. Его очевидное дружелюбие было приятно и особенно бросалось в глаза по сравнению с поведением его брата.
Эдвард помог девушке выйти из коляски.
- Теперь я понимаю, почему Джеймс был так влюблен, - сказал он.
Хотя слова можно было бы принять за лесть, Эдвард казался таким обаятельным, что она не стала возражать. Эдвард продолжил тему:
- Вам, должно быть, часто говорят комплименты. Наверное, вас уже утомляют признания и похвалы вашей красоте.
Она рассмеялась:
- Вы шутите, понимаю. Вы просто милый лжец.
- Лжец? - он ухмыльнулся. - Меня еще никогда так не называли. Но мне нравится. За их спинами Слейд молча сгружал сундуки. Регина еще раз рассмеялась. Нет, ей явно нравится беседовать вот так, чуть кокетничая. Хотя откуда у нее такая легкость общения, если, как говорят, она провела несколько лет в частной школе для леди? Вряд ли там была возможность кокетничать с такими обаятельными молодыми людьми.
- И вам придется выслушивать все, что я хочу сказать о вас и вашей красоте, даже если вы еще не раз назовете меня лжецом. Даже если это вам наскучит.
Лицо Регины вновь озарилось улыбкой.
- Не думаю, что молодая леди в состоянии устать от комплиментов в свой адрес, - сказала она, не очень уверенная в уместности своего замечания.
- Вы полагаете, что все женщины падки на лесть? - раздался голос Слейда.
Регина посмотрела на него: почему он опять злится? Весь ее диалог с Эдвардом игра, всего лишь игра.
Эдвард вновь улыбнулся:
- Он ревнует. Ревнует, потому что не умеет развлечь женщину приятной беседой, даже если от этого будет зависеть его жизнь.
- Мне не нужны «приятные беседы», А ты, видать, в них поднаторел.
- Ты поразил меня в самое сердце, - шутливо отозвался Эдвард, но явно он был несколько озадачен поведением брата.
Тот бросил взгляд на Регину:
- И вы тоже знаете толк в «приятных беседах», как я погляжу.
Регина не ожидала, что он начнет нападать и на нее. Даже Эдвард изумился:
- Слейд, о чем ты?
Слейд отвернулся, сгрузил последний сундук на землю и скрылся в доме.
Регину задело замечание Слейда, но она не подала виду. Она отвернулась, чтобы взглянуть на дом и чтобы Эдварду не было видно ее покрасневшего лица.
- У вас красивый дом.
- Дом был построен в тридцать восьмом году, - быстро сказал Эдвард, слегка коснувшись ее руки. - Он не хотел сказать ничего дурного.
- Хотел. Просто хотел назвать меня кокеткой!
