– Красивые, правда? Густая блестящая шерсть и глаза – большие и карие, как у тебя! Что скажешь, тигренок? Страшно, да? Они красивые только с виду, а на самом деле опасные изнутри!
Дядя Гитин – он никогда не навещал Юкико, пока в их квартире оставался папа-тян, – не одобрял таких походов. После его ухода в глазах матери блестели слезы. Но у дяди было много денег, он занимался какими-то очень серьезными делами. Наверное, маме следовало не грустить, а радоваться их нечастым встречам…
Юкико исполнилось пять лет, когда однажды воскресным вечером мать посадила ее к себе на колени и сказала, что скоро они вдвоем уедут далеко-далеко.
– Твой дядя во время войны спас мне жизнь, маленькая, а теперь ему понадобилась моя помощь. Для этого-то мы и отправимся поближе к папе, в Англию.
В Англию! Туда, где живут папа-тян и другие гайдзин, такие же, как она! Там она будет счастлива.
В течение довольно длительного времени Юкико действительно была счастлива, до тех пор, пока не поняла, что высокомерия и ханжества в Англии ничуть не меньше, чем в Японии. У себя на родине папа-тян тоже считался важным господином, наподобие дяди. Оказывается, у него тоже имелась «репутация», и ее нужно было «защищать». Юкико вместе с матерью пришлось затаиться, спрятаться, как тиграм в зоосаде. С отцом девочка виделась лишь тогда, когда папа-тян твердо знал: его настоящая семья все еще ни о чем не подозревает.
В школе Юкико пришлось гораздо хуже: одноклассники обзывали ее косоглазой, япошкой или китайчонком. Люди на улице оглядывались ей вслед.
– Почему я не такая, как все, папа-тян? – спросила она однажды отца. – Почему меня дразнят?
Лорд Сэмюэл Ротсэй опустился перед Юкико на колени и заключил ее в объятия.
– Я знаю одно место, где тебя будут уважать за то, какая ты есть, тигренок, и там ты научишься быть сильной. Пошли.
Он привел девочку в продуваемый сквозняками спортивный зал муниципалитета, на первое в ее жизни занятие карате. Неделю за неделей, месяц за месяцем Юкико овладевала навыками единоборства. Белый пояс сменился зеленым, а затем коричневым.
В двенадцать лет она повязала на спортивной куртке седан – черный пояс мастера, после чего уже не слышала за спиной обидных прозвищ. По-английски Юкико говорила так же, как и любая другая юная жительница Лондона. Привлекательная и крепкая, она превратилась в настоящего тигренка.
Мать оказалась намного слабее. Папа-тян приходил к ним не часто, и в одиночестве Тидзуко таяла. Изгой на далекой родине, она не стала своей и в Англии. Все чаще стояли в ее глазах слезы, временами она начинала говорить о возвращении в Токио.
А потом случилась беда…
Каким-то образом бульварная пресса узнала, что лорд Ротсэй – известный предприниматель, добропорядочный семьянин! – снимает в пригороде квартиру для своей любовницы-японки и прижитой от нее дочери. Редкие встречи с отцом прекратились – «ненадолго, пусть только уляжется весь этот шум»… Тидзуко совсем пала духом.
– Юкико-тян, – сказала она однажды дождливым утром, отправляя дочь в школу. – Помнишь, я говорила, что Фунакоси ведут свой род от самураев, что ты должна быть сильной?
– Да, мама?
– Дядя Гитин часто вспоминал о твоем дедушке. В годы войны дедушка был офицером императорской армии, сбивал американские самолеты.
– А где он сейчас?
– Вместе со своей женой, то есть твоей бабушкой, он погиб еще тогда, когда мы с братом были моложе тебя. Я знаю, как тебя называли в Токио, знаю, какие клички ты слышала здесь, в Лондоне. Ты чувствовала обиду и боль, но ты боролась.
Юкико молчала, не сводя глаз с лежавшего на столе пакета из промасленной бумаги.
– Дядя Гитин прислал это тебе. Взгляни.
Юкико потянула стягивавшую сверток ленту. Внутри оказались короткие ножны, из которых торчала чуть изогнутая рукоять. На полированном дереве ножен сквозь лесную чащу неслись два свирепых тигра, а по серебряной рукояти кто-то, казалось, рассыпал пригоршню цветков сакуры. Мать сделала легкое движение рукой, обнажив безукоризненное зеркало клинка. Юкико захотелось прикоснуться к сияющему металлу, но лезвие с коротким стуком вошло в ножны.
– Меч требует уважения, Юкико. Помни, он в тысячу раз острее бритвы. Ты могла бы лишиться пальца и ничего не почувствовать. Не испугалась? В письме дядя Гитин рассказывает историю этого меча. Будешь слушать?
Девочка кивнула.
Оказалось, каждый самурай всегда имел при себе два меча: большой, катану, которым разили врага, и малый, вакидзаси, – для ближнего боя либо для того, чтобы ради сохранения чести лишить себя жизни. Вакидзаси, что Тидзуко держала в руках, принадлежал семейству Фунакоси более пятисот лет.
– А где другой? – невинно спросила Юкико. – Где катана?
Мать смолкла, и девочка, оторвав взгляд от мчавшихся тигров, увидела на ее щеках слезы.
– Во время войны, когда твои дедушка и бабушка погибли, у нас с братом ничего не осталось, кроме этих двух мечей. Дядя Гитин нашел их под руинами нашего дома. Мы голодали, я долго болела, и он продал катану, чтобы спасти мне жизнь. Купившие меч американские солдаты понятия не имели о японских традициях, они хохотали и размахивали им как игрушкой…
Тидзуко благоговейно завернула вакидзаси в промасленную бумагу.
– А теперь и я должна исполнить свой долг, – торжественно закончила она. – Ты мужественная
