Он погладил ее по длинным густым волосам.
Лизи не могла говорить. Все, что она могла сказать, — это «Я люблю тебя», но эта фраза не годилась.
Его голос звучал резко.
— Мне тоже трудно, Элизабет.
Она посмотрела в его глаза и увидела в них отчаяние и сожаление.
— Мы справимся с этим кризисом.
И Лизи поняла, что он страдал от их связи так же сильно, как и она. Она дотронулась до его лица.
— Не вини себя, — прошептала она.
— Я хотел сделать тебя счастливой, но вместо этого ты плачешь.
— Я была счастлива, Тайрел…
— Много мужчин живет двойной жизнью, на две семьи, — отрывисто проговорил он. — Я долго и много думал об этом. Но я вижу сомнение в твоих глазах, даже сейчас, когда я говорю. Элизабет! Ты должна доверять мне. — Он помедлил. — Ты должна доверять.
Часть ее хотела остаться, так как она не доверяла никому больше. Но это ничего не изменит. Лизи закрыла глаза.
— Я всегда буду доверять тебе, Тайрел.
Он обхватил ее лицо и поцеловал, с необычайным жаром. Ее тело сразу же ответило, прижавшись к его, но она знала, что если ляжет с ним в постель, даже на короткое время, то потеряет свою решительность. Кое-как ей удалось прервать поцелуй; она дрожала.
Тайрел взял ее за руки и посмотрел на кровать позади нее, собираясь взять ее на руки и отнести туда.
— Нет, — прошептала она, прижав руки к его груди. — Нет, Тайрел, ты должен идти. — Она высвободилась. — Удачи.
Хэррингтон стоял у окна в музыкальной комнате, слева от прихожей. Он смотрел на Элизабет Фицджеральд и ее сестру, стоящих на дороге, пока их чемоданы погружали в карету. Он был мрачен.
Он и в самом деле ожидал увидеть настоящую проститутку, а не милую молодую девушку, хорошо воспитанную и полную сострадания. Он хорошо знал, что она очень любит Тайрела, но ей придется расстаться со своим возлюбленным. Ему было жаль, что ей придется страдать. Он мог понять, почему она так понравилась Тайрелу, и очень надеялся, что тот любит ее не так сильно.
Но даже если и любил, это не имело значения.
Он ведь должен дать дочери шанс на жизнь. Если и было что-то, чего он мог достичь, прежде чем умрет, так это способность его дочери по-настоящему радоваться и плакать. И его сердце заболело, когда он подумал о своем собственном ребенке. Бланш сейчас красивая женщина, и общество почитало ее за совершенство. Никто не знал правды, кроме него и теперь мисс Фицджеральд. Шрамы Бланш были невидимы, но они сделали ее пленницей пугающей беспристрастности.
Хэррингтон смотрел, как сестры взбираются в карету. Он вздохнул с сожалением, которого не избежать, вспоминая слезы мисс Фицджеральд. Он надеялся, что Тайрел позаботится о ней, так как она призналась, что ее семья обеднела. Он напомнил себе разобраться в ситуации с ее семьей. Если Тайрел не сможет ее обеспечить, то, возможно, это сделает он.
Он собирался отойти от окна, когда его внимание привлекло движение на улице.
Хэррингтон обернулся и увидел, как Элизабет высунулась из окна и передала конверт дворецкому. Она написала Тайрелу письмо. Хэррингтон знал, что должен сразу же перехватить его. Он очень хорошо разбирался в характерах и знал, что письмо является подобием эмоционального признания. Если это так, то его содержание может заставить Тайрела поехать за ней. А этого он не мог допустить, как бы сильно он ни сожалел о разбитом сердце мисс Фицджеральд.
Хэррингтон вышел из музыкальной комнаты. Центральная дверь была открытой, и он мог видеть, как карета наконец тронулась. В дом вошел дворецкий с письмом в руке, плотно закрыв за собой огромную дверь.
— Смайт. — Хэррингтон подошел к нему, протянув руку. — Я позабочусь об этом.
Лицо Смайта было беспристрастным, но выказывало уважение.
— Мой господин, это письмо для лорда.
— Я позабочусь о том, чтобы он его получил, — холодно сказал Хэррингтон, посмотрев так, что дальнейшие возражения были бесполезны.
Вспыхнув, дворецкий быстро передал ему письмо. Оно было запечатано, заметил он.
Дворецкий поклонился и отошел.
Хэррингтон пошел в библиотеку и нашел там нож для писем.
«Мой дорогой Тайрел,
Я поняла, что больше не могу так продолжать, это слишком больно. Много лет назад я влюбилась в тебя. Я любила тебя на расстоянии, когда была ребенком, и я буду любить тебя на расстоянии, пока не состарюсь и не умру. Мое горе безгранично, потому что я уже по тебе скучаю, но я не хочу стоять на пути твоей свадьбы. Я желаю, чтобы твое будущее было полно радости и счастья, и уверена, что ты обретешь такое будущее с Бланш.
Нэд — твой сын, а не мой. Он был зачат на Хеллоуин женщиной, которая была в моем костюме. Я молюсь о том, чтобы ты смог простить меня за такую ужасную ложь, но я люблю его с первого дня рождения, как своего собственного сына. Пожалуйста, любите его тоже, милорд. Любите его сильно, любите его ради меня.
Вечно Ваша, Элизабет».
Хэррингтон ощутил странный укол вины. Мисс Фицджеральд так сильно любила. Она была действительно благородной женщиной и пожертвовала своими интересами и даже убедила возлюбленного начать новую жизнь с Бланш. Но он не мог себе позволить сострадать ей.
Хэррингтон жалел о том, что должен сделать. Держа письмо и конверт в руке, он пересек комнату. В камине горел небольшой огонь. Он бросил письмо и конверт в огонь и смотрел, как пламя пожирает их, молча надеясь, что мисс Фицджеральд однажды простит его.
Тайрел подошел к дому, его сердце билось в предвкушении. Ему сказали, что Хэррингтон поехал навестить соседа, но, даже если он остался в доме, Тайрелу было все равно. Весь день его беспокоило поведение Лизи утром; оно наполняло его горьким привкусом ужаса.
Поднимаясь на третий этаж, он пытался успокоить себя тем, что его тягостное предчувствие вызвано предстоящей свадьбой. У него было ужасное ощущение, что он загнан в ловушку, и он больше не мог отрицать, что не уверен в своей преданности Бланш. Но, господи, желание уклониться от своих обязанностей, разумеется, пройдет. Разумеется, скоро он вновь станет прежним человеком. Но все же он не мог отрицать, что последние два месяца были самыми счастливыми в его жизни.
Остальные чувства тоже нельзя было отрицать. Он очень любил Элизабет Фицджеральд.
Его сердце бешено забилось, когда он распахнул дверь детской. Он ненавидел смотреть, как страдает Элизабет, а она страдала со дня приезда Хэррингтона. Теперь ему нужно каким-то образом облегчить ее страдания. Этим утром он пытался убедить ее не волноваться, но знал, что ему это не удалось.
Няня, Рози, шила, а его сын играл с солдатиками на полу. Элизабет не было видно. Он посмотрел на Нэда с отцовской гордостью, улыбнувшись. Маленький мальчик застрелил солдата и повернулся и ослепительно ему улыбнулся.
— Нэд! Нэд победил! — похвастался он.
Тайрел рассмеялся и взял его на руки.
— Кто-то должен научить тебя скромности, мой мальчик, — сказал он. — Боюсь, твое высокомерие всех затерроризирует.
Нэд снисходительно посмотрел на него.
— Нэд победил, — настойчиво повторил он.
Тайрел снова рассмеялся, взъерошив его густые темные волосы.
