Потом появлялись Фрида и Хельга, Брюнхильд и Анни. И еще двое, именами которых Лейф даже не поинтересовался.
Все они были очень разными, но кончалось с ними очень одинаково.
Лейф не хотел заниматься с ними любовью, и это нехотение наполняло его душу до краев. И до первого прикосновения… А потом все повторялось. Они вдруг становились красивы и желанны.
Правда, Тор со своим молотом оставил его в покое. Лейф бросал девушек на постель, раздирал на них платье – у Труды бы он платье никогда не разодрал! – наваливался на них всем телом и быстро получал желанное наслаждение. А потом равнодушно слушал, как они стонут и вскрикивают под ним, как зовут мамочку и шепчут ласковые слова, каких он никогда не встречал в книгах. И думал, что он перестал быть викингом…
Лишь Анни, девушка со странно мягкой грудью и очень широким тазом – ни у кого из гостий такого не было – лежала под ним, безмолвная и равнодушная, словно деревянная скамья. А когда он отвалился от нее, посетовала, что он испортил хорошее платье. Ну да ничего, на деньги, которые ей заплатят, она купит себе новое, очень красивое. Как у королевы. И пусть эти девки слезами умоются – она отобьет у них всех клиентов. И сумеет наконец досыта накормить Свена. Бедный мой сыночек, прости меня за то, что я так часто оставляю тебя одного…
Лейф почему-то вдруг почувствовал к ней благодарность. Как будто она научила его чему-то неизвестному, но очень и очень важному…
На следующий день он попросил учителя Андерса больше гостий к нему не присылать.
– Ты по-прежнему любишь Труду, мой мальчик? – спросил тот.
– Нет, – сказал Лейф.
Он не соврал.
Любовь его к Труде исчезла. Но ненависть к словенам осталась. Навсегда!..
22. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
Во середу утром Свет опять проснулся в абсолютном спокойствии. Как будто вечор ничего и не случилось. Душа снова пребывала в странном умиротворении, и казалось, приди ныне Марена, он встретит ее полностью подготовленным: все дела завершены, все долги отданы, а должников своих самое время простить…
С Темным сектором он на сей раз связываться не стал, и потому умиротворение продолжало жить и за пределами постели.
Однако жизнь его оказалась недолгой – пока Свет умывался и приводил себя в порядок. Потом пробудилась привычная за последние дни тревога. А вслед за тревогой явилось ожидание.
Гостомысл Хакенберг встретил его в фехтовальном поприще.
Размялись, скрестили клинки, нанесли друг другу несколько десятков уколов. Вернее, нанес Хакенберг, а Свет пропустил. Кольнув Света в очередной раз, тренер опустил оружие:
– Вы ныне далеко отсель, чародей. Так негоже. Шпага не любит, когда к ней относятся с прохладцей.
– Да-да, – согласился поглощенный своими мыслями Свет. – Извините, мастер! Я сейчас соберусь. Продолжаем…
Продолжили.
Ничего не изменилось.
Получив еще с десяток уколов, Свет сказал:
– Извините, мастер! Боюсь, придется на сем тренировку закончить…
Хакенберг ушел, недовольно качая головой, а раздосадованный Свет отправился мыться. Стоя под душем, он размышлял о предстоящем дне и чувствовал, как нарастают тревога и ожидание. Ему казалось, что ночью он все решил и все понял, а, проснувшись, столь же успешно все позабыл. Как будто против него применили заклятье на амнезию… Он даже не был уверен теперь, в самом ли деле разговаривал с матерью или это был всего лишь один из тех редких снов, после которых не испытываешь ничего, окромя разочарования и горькой обиды на планиду…
Но никакого заклятья вокруг не ощущалось. Впрочем, похоже, существуют колдовские действия, которых чародей Сморода и выявить-то не сумеет – не то что разобраться в их природе и принципе действия….
Завтракать он явился – мрачнее тучи.
В трапезной прислуживала Забава. Своего потрясения нынешним видом хозяина она скрыть не сумела. Да и то сказать – отвыкли домашние от подобного чародеева состояния, избаловались…
– Что с вами, Светушко?.. – шепнула она, когда рядом никого не оказалось. – Если хотите, я поднимусь к вам в спальню опосля завтрака. Или аж прямо сейчас…
Глупая курица, по-видимому, возложила вину за настроение своего бывшего любодея на себя!.. Леший их разберет! Ведь только вчера готова была удрать из дома куда глаза глядят, а ныне, эвон, как все повернула!..
Но разбираться с нею у Света не было ни сил, ни желания. Не о ней сейчас след думать. И даже не о Снежане. Думать сейчас след о Контрольной комиссии и смерти вчерашнего соглядатая, о Кудеснике Остромире и Вышате Медоносе. На худой конец о том, имеет ли он право пойти на сегодняшнее ежеседмичное служение… Вот ведь как дело-то оборотилось! Раньше он размышлял, имеет ли право не пойти, а теперь – имеет ли право пойти!..
Забава все еще смотрела на него с ожиданием. Из бездонной глубины круглых синих озер всплывала готовность на что угодно. Хоть жизнь отдать…
– Все в порядке, – сказал Свет. – Вы тут ни при чем. Не волнуйтесь, наша с вами вчерашняя договоренность остается в силе.
Забава вспыхнула, губы ее дрогнули.
Обиделась, глупая курица!.. Неужели ждала от меня иного? Да, должно быть, ждала… Интересно, а Снежана обиделась бы?.. Впрочем, тут и сомнений нет – обиделась бы, еще как обиделась!.. Да ну их обоих!..
Тем не менее он нашел в себе силы улыбнуться служанке, и Забава, изо всех сил пытаясь сохранить на лице недовольную мину, запрыгала вокруг стола, аки горная козочка. Разве что хвостиком от радости не помахивала да не бодалась, играючи…
Опосля трапезы Свет пошел в кабинет.
Волшебное зеркало не подавало признаков жизни: похоже, и Кудесник, и опекун министерства безопасности – прах с ними обоими! – напрочь забыли о чародее Смороде.
Явилась откуда-то мысль связаться со Старой Руссой, но Свет тут же распрощался с нею.
Интересно, что бы он сказал отцу? Я, мол, ныне ночью разговаривал с вашей упокоившейся женой… И она, мол, просила передать вам привет… Да бывший посадник расценил бы такое сообщение как самое настоящее издевательство. А скорее всего и вовсе бы к зеркалу не подошел… Нет, для отца он с семьдесят первого лета отрезанный ломоть, а теперь, после материных похорон, и вовсе не существует!..
Ладно, раз уж мы такие, раз уж мы ныне никому не нужны, то займемся самообразованием. Что у нас там на очереди?.. «Императорский Рим в лицах» мы закончили перед отъездом в Ключград. Значит, на очереди «История культуры Древней Греции и Рима» Джованни Пескарони, перевод с италийского Векши Седака, триста пятьдесят одна страница с рисунками и таблицами…
Однако прочесть он успел лишь введение. А потом в кабинет постучался Петр:
– Хозяин, к вам гость…
Ну наконец-то… У Света словно гора с рамен свалилась. Наконец-то я вам стал нужен, братие!
– Кто?
– Некий Лутовин Кузнец. Волшебник из Ключграда.
Так, подумал Свет. Вас, брате, я не ждал. Кстати, теперь мне и самому непонятно, почему не ждал… Но выслушаю с превеликим удовольствием.
– Просите!
Через минуту домашний колдун Нарышек сидел в кресле для гостей.
– Слушаю вас, брате…
Диковатые блуждающие глаза, но страха в ауре нет. Зато присутствуют совершенно незнакомые коричневатые оттенки.
