первую любовь… И, мне кажется, это так и было, – грустно добавляет она.
– Что же дальше? – подталкиваю я ее. Мне больно все это слышать – зато теперь я понимаю, что произошло.
– Поначалу все было чудесно: стихи, подарки, романтические свидания… Но постепенно я начала понимать, что Кристиан любит вовсе не меня. Он пытается подогнать меня под какой-то идеал, ничего общего со мной не имеющий, а я настоящая ему даже не нравлюсь. Мы уже готовы были разойтись, как вдруг обнаружилось, что я жду ребенка. Ладно, мы сейчас не обо мне говорим…
– Но… как же… что вы теперь… что же дальше будет?
– Все будет хорошо. Я ведь тоже не святая – вспомни хотя бы Ларса! Кстати, не могу поверить, что ты его пригласила!
– А он здесь?
– Смотри сама! – И Надин указывает в ту сторону, где вокруг миниатюрной Синди неуклюже увивается великан-скандинав.
– Боже мой! Это, наверно, Иззи… – Ладно, какая разница?
– Какой здоровенный, правда? – изумляюсь я, глядя на ноги-колонны.
– И ты мне об этом говоришь! – хихикает Надин. – Так все-таки, Джейми, как ты себя чувствуешь?
– После разговора с тобой – как ни странно, гораздо лучше. Сюжет для небольшого романа, верно?
И Надин улыбается. Не презрительной ухмылочкой – нормальной сестринской улыбкой.
– Послушай, – говорит она. – Все, кто здесь собрались, тебя любят. И ты выживешь. А если выживешь сегодня – значит, уже ничто тебе не страшно! Ты добьешься всего, чего хочешь. И станешь той, кем хочешь быть. И папа в конце концов с тобой примирится, – помолчав, добавляет она.
– Нет, вряд ли, – возражаю я. – Он никогда не примет меня такой, какая я есть. Но, знаешь, теперь это неважно. Я больше не нуждаюсь в его одобрении.
– Завидую твоей смелости.
– А что бы ты сделала, имей ты мою смелость? – с любопытством спрашиваю я.
– Прежде всего – бросила бы работу!
– И чем бы занялась?
– Организацией свадеб, – улыбнувшись дрожащими губами, отвечает Надин. – Я с детства знала, что в этом мое призвание. Но всякий раз, как заговаривала об этом с папой, он просто отмахивался. Говорил, что это слишком рискованно, что на цветах и фате карьеры не сделаешь.
– Я и не знала…
– Ну, ты же знаешь, что он за человек. Унижал и высмеивал мою мечту, пока я наконец не бросила об этом думать. Или, по крайней мере, говорить вслух. Кто знает, может быть, когда-нибудь…
– Обязательно, Надин. Ты это сделаешь. Я в тебя верю, – поддерживаю я ее, сама изумленная тем, как страстно хочу, чтобы мечта сестры исполнилась.
В первый раз в жизни мы с Надин разговариваем, как две подруги. Сколько еще нового мне предстоит узнать о своих близких? Я всегда полагала, что папа несправедливо суров ко мне и снисходителен к Надин – но, похоже, ей от его нрава приходится куда хуже моего. И, быть может, это происходит из-за меня. Как может она бросить работу, если постоянно слышит, как папа возмущается моими, «поисками себя», прибавляя через слово: «Вот ты, Надин, не, такая, ты у меня разумная девочка!» Как можно проиграть если самый близкий человек назначил тебя вечным фаворитом?
– Подумать только ничего, кроме «Перье», не пью – и пускаюсь в такие откровенности! – замечает Надин, поднимаясь на ноги. – Знаешь, как тяжело, когда вокруг льется шампанское, а ты не можешь себе позволить ни глоточка?
– А мама знает?
– Пока нет. Может быть, расскажу ей сегодня вечером.
– Не тяни. Пусть вся правда откроется в один день, – советую я.
– Да, так я и сделаю, – отвечает она и смешивается с толпой.
Стремясь отвести всеобщее внимание подальше от опасных тем, Аманда увлеченно рассказывает о моей работе и в конце концов сообщает, что художественный редактор требует мою фотографию для августовской тематической статьи.
– Речь пойдет об отпускных фотоснимках. Я предложила поместить твою фотографию с… А, неважно!
– С мужем?
– Э-э… ну, в общем, да, – смущается она.
– Ничего страшного. Предложи вместо нее снимок с Томом Джонсом!
– Точно! Гениально! Даже лучше подойдет!
Я улыбаюсь в ответ.
– Учитывая обстоятельства, ты что-то быстро развеселилась, – замечает Колин.
– Извини, – отвечаю я. – С удовольствием носила бы похоронную рожу до вечера – но дело в том, что со мной случилось что-то вроде просветления.
– Ух ты! А вот у меня никогда просветлений не бывало! – немедленно преисполняется завистью
