– В Бари я набрал для армии мужчин и раздобыл денег. Не так много, как мне бы хотелось, но вполне достаточно. Через несколько дней мы уедем в Бургундию. Я с удовольствием снова провезу тебя по городу и горам Савойи. Здесь становится опасно. Говорят, что скоро опять разразится чума. Боже, я совсем забыл!
Кликнув пажа, он приказал ему принести седельную сумку.
– Я привез тебе это, – проговорил он, осторожно вынимая из сумки пакет. – Не мог дождаться, когда смогу показать тебе его.
«Это» было старинным манускриптом, ломким и прекрасным, и Северин с большой осторожностью положил его на стол.
– Это научный труд о соколиной охоте под названием «De Arte Veriandi». Двести лет назад император Фридрих Второй, который правил тогда в Бари, написал к нему предисловие. Как только я его увидел, я понял, что должен его купить. Когда война закончится и я опять встречусь с сэром Арнонкуром, мы будем вместе читать его. Ну разве это не чудесно? Именно птицы свели нас с тобой. Если бы мой солдат не сбил твоего почтового голубя, у нас никогда бы не было уроков чтения, а именно они положили начало всему.
Аликс слушала мужа, и его возбуждение передалось ей. У нее на глазах появились слезы, когда он застенчиво протянул ей отрез голубой парчи и пару мягких зеленых перчаток. Северин начинал жизнь бедным рыцарем, и она знала, как он дорожит каждой копейкой. К тому же ему пришлось отложить все дела, чтобы купить ей эти подарки.
– Когда все закончится, мы уедем в Бельведер, – пообещал он, сидя в ванне, в то время как Аликс намыливала ему спину душистым мылом. – Я знаю, как тебе хочется побывать в замке, в твоем родном доме. Обещаю, как только Генрих одержит победу, а я выполню свой долг перед отцом; я отвезу тебя туда.
Аликс кивнула, понимая, что он ждет этого от нее; она улыбалась, потому что именно этого он хотел. Но в своем сердце она все еще была с Арканджело Конти. Она все еще продолжала слышать его слова о том, что она ведьма и Магдалена. И слова о том, что «выбор есть всегда».
Но есть ли у нее выбор? Правда ли, что она воспользовалась своей силой, чтобы Северин выиграл поединок? Об этом она может спросить его самого, но не смеет. Потому что тогда ей придется рассказать ему всё: о его отце, об убийстве кардинала Конти. Более того, ей придется рассказать ему, что его жена ведьма – не колдунья, а самая настоящая ведьма.
И внезапно она поняла, что она и есть ведьма. Стоит только вспомнить ее ненависть к Иврену. Может ли женщина – обычная женщина – так ненавидеть невинного ребенка?
И она снова почувствовала, закутывая мужа в простыню и обнимая его, что никогда, никогда не была столь одинокой и отстраненной от всех, как сейчас.
Что-то произошло, и Северин чувствовал это. Он это почувствовал через поцелуй, которым наградила его Аликс. Она как будто говорила: ты можешь распоряжаться моим телом, но не моей душой. Она была сейчас такой же, как в первые дни их брака. Но затем, начиная с их ссоры по поводу вещей, которые она стиралась увезти из Мерсье, и особенно после того, как она танцевала тарантеллу, она изменилась. Она снова стала той девушкой, которую он однажды мельком увидел в Париже.
Сейчас она стала другой. Она стала скрытной.
Он знал это так же точно, как знал свое имя и свое дело. Что-то случилось за то время, пока он был в Бари, но она не рассказала ему об этом. И ему не удалось вызвать ее на откровенность, хотя он пытался это сделать, задавая ей простые вопросы, например, с кем она виделась и что делала, пока его не было.
Аликс никого не видела. Она никуда не ходила.
– Но Урбано говорил мне, что лорд Висконти собирался остановиться в палаццо. Разве ты не видела его? Ты всегда ужинала одна?
Она заверила его, что действительно каждый вечер ужинала одна в своей комнате, так как леди Барбара уехала с детьми на море.
Странно.
Северин решил не настаивать. Хорошо уже то, что она сидела в палаццо, а не бродила одна по шумным улицам Рима. К тому же к обычным для лета болезням и разбойникам на каждом углу добавились еще и опасности войны. На этот раз вся эта каша была заварена Францией, но, как это часто случалось и в прошлом, одной искры оказалось достаточно, чтобы пламя войны охватило и Рим.
– Ланселот де Гини исчез, – поведал ей Северин, когда они ночью лежали в постели, тесно прижавшись друг к другу. – Я получил известие от герцога Бургундского.
Он почувствовал, как жена напряглась, но когда она заговорила, ее голос был тихим и спокойным:
– Иврен в безопасности?
– Я об этом ничего не знаю. Но мне кажется, что у рыцаря де Гини сейчас другие интересы, за пределами замка Мерсье.
– Ты думаешь, он замышляет предательство?
– Так думает герцог. Он направил людей по следам своего братца. Но его не нашли. Монахи у гробницы святого Бернара вот уже несколько месяцев его не видели. Он слишком хитер и осторожен. Наверняка король предложил ему более высокий пост, и Ланселот решил пойти на предательство. Меня это нисколько не удивляет.
– Я помню тот день, когда впервые увидела его, – вздохнула Аликс. – Это было в ночь смерти Робера, в ту ночь, когда Ланселот его убил. Я тогда этого не почувствовала, так как была очень напугана. Мне было слишком больно. Но потом я не раз вспоминала, как Ланселот де Гини говорил о своем брате. Он говорил о нем с тоской, с болью. Словно он пытался понять, почему герцог, у которого есть все, не может дать ему в собственность землю, которую он захватил.
– Если он действительно присоединится к армии короля, значит, он предаст не только своего брата, но и Бургундию.
– Однако я не перестаю думать, – начала Аликс, – что если только… но, впрочем, сейчас глупо думать о
