к тому, что в жизни моей теперь нет совершенно ничего – одна пустота. Я чувствовала то же, что и Сильвия: «Я закрыла глаза, и мир умер. (Я думаю, ты ожила в моей душе)».

Не знаю, к кому она обращалась, когда писала это, но я понимала, что она чувствовала. Молли, казалось, отодвигается от меня все дальше и дальше.

Понедельник, 15 ноября 1948 года

Эта ужасная Хейз на прошлой неделе опять вызвала меня в своей кабинет. Но я ей показала: сидела, скрестив ноги, и демонстративно смотрела в окно. Может быть, мне удастся убедить Риту Хейворт быть моей наставницей, когда я переберусь в Голливуд. В конце концов, мама на нее очень похожа. Хейз долбила свое:

– Твои учителя находят твое поведение очень вызывающим, Мэри Алиса, – она показала мне бумагу, которую держала в руках. – Ты выдуваешь пузыри из жевательной резинки на уроках французского. На уроках истории мажешь губы помадой. А по математике ты уже три недели не выполняешь домашнее задание. Три недели! Более того, на последней контрольной ты подписала свой листок, но не ответила ни на один вопрос. Я повторяю: ни на один вопрос. И нечего ухмыляться. Твой коэффициент интеллекта выше среднего, ты достаточно неглупая девушка, но совершенно не занимаешься на уроках – только музыкой и актерским мастерством. Мисс Смит сказала мне, что ты произнесла монолог Офелии с большим пылом и без единой ошибки. Что касается других предметов – честно говоря, учителя просто выходят из себя. Мэри Алиса, пожалуйста, смотри на меня, а не в окно. Я хочу спросить, нет ли у тебя проблем дома? Твоя мама умерла, ты обманывала нас по этому поводу, это мы уже знаем. Ее вовсе не переехал угнанный автомобиль, за рулем которого сидел беглый преступник. Она умерла от пищевого отравления, съела слишком много несвежего картофельного салата. Это само по себе уже достаточно трагично, а если еще вспомнить безвременную смерть твоего отца и братишки – ну, короче, меня вовсе не удивляет, что ты придумываешь про нее разные истории. Откровенно говоря, доктор Ричард говорил мне, что у тебя есть склонность лгать, чтобы сделать жизнь более терпимой. Бедняжка, не думай, что я тебе не сочувствую. Но все-таки, Мэри Алиса, ты должна взглянуть фактам прямо в глаза, даже если они неприятны тебе. Ты не можешь жить в воображаемом мире. Твой отчим – прости уж меня за прямоту, но сейчас надо говорить откровенно – твой отчим настоящий джентльмен и ученый к тому же, но я вовсе не уверена, что он хорошо разбирается в том, как надо воспитывать девочек, особенно в таком возрасте, когда девушка становится молодой женщиной. Полагаю, он слишком занят в университете, к тому же он ведь пишет книги, да еще читает лекции и дает интервью. Так что он слишком часто вынужден оставлять тебя одну, а мы здесь этого совсем не поощряем. Тебе нужен кто-то, кому ты могла бы довериться. Мэри Алиса! – она положила отчет о моем поведении на стол и сжала руки. – Пожалуйста, послушай меня внимательно. Я должна спросить, и я спрашиваю, понимает ли твой отчим, что молодые девушки – молодые женщины – берут пример со своих любимых отцов, которые и должны научить их, как встречаться с молодыми людьми, своими ровесниками. В один прекрасный день ты, естественно, захочешь иметь мужа и детей. А это не делается по мановению волшебной палочки.

(«А вот это зависит от того, какая палочка, фрейлейн», – едва не сказала я. Месяц был ужасный – Дик наотрез отказался от презервативов, и у меня было три недели задержки. Вив водила меня к врачу – столько хлопот. Я подвязала волосы старой маминой лентой, подписалась как «миссис Кэтрин Ричард», а в графе возраст проставила «восемнадцать». Дик считает, что все это ужасная волынка; я думаю, он даже хотел бы, чтобы я попалась, если бы его при этом не поймали на месте преступления. Но вернемся к фрейлейн Хейз.)

– Мэри Алиса, твой отчим увозит тебя из города каждый раз, как едет куда-либо читать лекции. Ты пропустила целый год, разъезжая с ним по стране в рекламном турне. Мы же здесь внимательно следим за состоянием молодых женщин, вверенных нашему попечению, чтобы быть уверенными в том, что они вполне приспособлены к требованиям современного мира. Нет, дай я продолжу. В этом году ты просто не можешь больше пропускать занятий. Он должен понять, что ты не можешь сопровождать его во всех его литературных вылазках. Что он должен предоставить тебе больше возможностей общаться с друзьями твоего собственного возраста. Мэри Алиса, если тебе не дать свободы в удовлетворении твоей естественной потребности – нет, позволь, я перефразирую – естественного влечения к молодым людям, твоя способность усваивать знания будет постоянно под сомнением. Мы уже в этом убедились. Мы решили также, что неудовлетворительная обстановка дома – говоря точнее, неразумное поведение твоего отца в сочетании с его нежеланием считаться с твоими очевидными нуждами – мешает тебе завязать дружбу со сверстниками противоположного пола, что, в свою очередь, задерживает твое развитие – эмоциональное и интеллектуальное. Мы выпускаем отсюда воспитанных молодых женщин, мисс Лиддел, да-да, воспитанных молодых женщин, и мы надеемся, что и ты войдешь в их число. Тебе что, вообще нечего мне ответить? Пожалуйста, сиди прямо и поставь вторую ногу на пол. Нет, не так, а ровно. – Тут она сложила руки на столе, ожидая моего ответа.

О, дневник, я чуть не расхохоталась ей в лицо. Фрейлейн Хейз такая сентиментальная! И такая энергичная.

Я сказала ей, что, по моему мнению, уделяю занятиям ровно столько внимания, сколько они заслуживают, а если она хочет поговорить с моим отцом – пожалуйста, мне все равно.

Пятница, 10 декабря 1948 года

Дневник, я полностью простила эту ужасную Хейз. Она ПРИКАЗАЛА – можешь себе представить? – ПРИКАЗАЛА Дику разрешить мне выступать в весенней пьесе. Вчера она снова вызывала его в школу; он ужасно на меня злится. Говорит, чтобы я перестала валять в школе дурака.

Но, конечно, мне пришлось заплатить за это. «Дорогая Мэри Алиса, моя малышка, в этой пьесе ты будешь великолепна», – заявил он мне великодушно. А потом повел меня на балет, и, когда мы сидели в темном зале, сложил свой плащ, положил его себе на колени и засунул под него мою руку... Всегда настоящий джентльмен!

Mais, ce n'est rien. Rien du tout.[19] Вот пьеса – это да!

Я просто в восторге, ты никогда не догадаешься, что мы ставим! «Рыцарь летнего сна»! Теннесси Уильямса! Вив будет играть сэра Ланселота, et moi [20] – леди Геневру. Чак Хестон и Ава Гарднер уступают Вив и Молли! (Чак и Ава играли главные роли прошлым летом на Бродвее, дневник!)

Текст потрясный. Там говорится о том, как все сложилось бы, если бы Ланс и Ген сбежали из Камелота. У них нет никого: ни покровителей, ни слуг, никого, кто мог бы разжечь огонь в камине или помешать суп. И нет денег. Они оставляют все: свои земли и титулы, – ВСЕ, чтобы быть вместе. Ну и так далее – вся эта чепуха про вечную любовь. Она не умеет ни готовить, ни убирать комнаты, а ее кавалер, как выясняется, и вовсе бесполезное создание – умеет только на турнирах биться да глушить кубками вино. (Кстати, Дик в последнее время проводит все вечера за «Цветами». Он называет пьесу «шаржем». Шаржем! Я ему сказала, что это, по крайней мере, не насмешка над литературой, как его собственная книга.)

Вы читаете Молли
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату