считать какого-то то ли бормотания, то ли подвывания, исходившего от троих стоявших неподалеку японцев. Они выстроились рядком, побросали оружие и всем своим видом показывали, что сдаются.
Американцы не спеша огляделись, с удивлением увидели, что все целы и невредимы. Никто не только не был убит, но даже и ранен. У Гэффа на скуле вздулся здоровенный желвак — это он приложил себя прикладом, когда стрелял с руки. У Белла пулей сорвало каску с головы и при этом слегка контузило, все так и плыло перед глазами, а голова просто разламывалась. Что касается Уитта, то у него вся рука оказалась в здоровенных занозах — осколках от разрубленного цевья — и ныла от удара. Дейлу сбитый им с ног и уже умиравший японский солдат ухитрился штыком пропороть ногу, Дейл его тут же добил, но рана была глубокая.
Молча глядели они друг на друга. А ведь несколько мгновений назад каждый из них думал, что только он оказался счастливчиком, выкарабкавшимся так ловко из этой передряги.
Им всем было ясно, что успех боя решил, по сути дела, Кэш с его обрезом — ведь это он своим отчаянным натиском подавил японцев, запугал, деморализовал их. И они раз за разом повторяли это, выискивая все новые слова и поводы, чтобы похвалить Кэша. А он, все еще не отдышавшись после стычки и даже не стащив со спины винтовку, вдруг направился, что-то бормоча под нос, к троим стоявшим в сторонке японцам. Подойдя, он разом схватил двоих из них своими здоровенными лапищами за тощие шеи и принялся трясти что есть силы. Он тряс ими, словно терьер крысой, и они бессильно мотались в его руках. Каски давно послетали с их голов, волосы растрепались, глаза почти вылезли из орбит. А Верзила все больше входил в раж, зверел. Он принялся с силой бить японцев головой о голову. Надо всем этим раздавался хриплый голос осатаневшего Верзилы.
— Поганцы вонючие! Убийцы подлые, — спокойно выговаривал он. — Ублюдки желтокожие! Убивать беспомощных, беззащитных пленных! У, мразь поганая! Будете знать, как пленных убивать! Будете! Будете! Пленных убивать, это же надо дойти до такого!
Наконец он отшвырнул безжизненные тела, перевел дыхание. Его товарищи безучастно глядели на все это. Постепенно они приходили в себя, и все эти японцы — мертвые или умирающие — их больше не интересовали.
— Теперь будут знать, подонки, как убивать пленных. — Кэш повернулся к товарищам, как бы требуя от них одобрения. Но, не дождавшись, двинулся к третьему японцу. Тот стоял безучастно, в полной прострации, ожидая своей участи.
— Этого не тронь, — переведя дыхание, хрипло бросил Гэфф. — Он нам будет нужен. Не тронь, говорю!
Верзила молча поглядел в его сторону и, ничего не ответив, отошел.
В этот момент они услышали громкие крики с противоположной стороны и сразу поняли, что они тут не одни. Подойдя к краю обрыва, они посмотрели вниз и увидели то самое поле, которое вчера пытались преодолеть. Сейчас по нему с криком бежали наступавшие с той стороны на уже обезвреженную огневую точку солдаты одного из взводов второй роты. За ними, хорошо видимые с высоты, шли два других ее взвода — выполняя приказ подполковника Толла, они атаковали вверх по холму. До них было далековато, зато взвод, подходивший снизу, был уже совсем рядом, солдаты с криком бежали прямо на их группу.
Неизвестно, что их задержало, да только эта атака была теперь уже ни к чему — огневая точка молчала и бой был окончен. Так, во всяком случае, они считали. Гэфф, правда, продолжал свистеть в свой свисток, чтобы показать, что дело сделано и пора чествовать героев. Солдаты его группы совсем было собрались криками и насмешками встретить этих «избавителей», как вдруг совсем рядом с ними, казалось, что прямо у них под ногами, снова застучал японский пулемет. Он находился в блиндаже, который группа Гэффа считала разрушенным, и сидевший там все это время в целости и сохранности пулеметчик теперь открыл огонь по наступавшим. На глазах у остолбеневших солдат из группы Гэффа он с ходу скосил двух бежавших впереди американцев. Остальные залегли.
Ближе всех к ожившей амбразуре в этот момент был Чарли Дейл.
С перекошенным от злобы лицом он прыгнул вперед и швырнул гранату прямо в темную дыру амбразуры. Но граната тут же вылетела обратно. С громким криком все попадали как подкошенные на землю, однако граната была брошена слишком сильно, она перелетела через них и упала за край обрыва, взорвавшись там. А пулемет в блиндаже тем временем бил без остановки.
— Эх ты, слабак! — крикнул в сердцах Уитт. Вскочив на ноги, он резко сорвал гранату с пояса, рванул чеку, но скобу не отпустил и, держа в одной руке гранату, а в другой винтовку, подскочил к амбразуре. Сунув туда ствол, он сделал несколько выстрелов. Где-то в глубине раздался вопль, и тогда Уитт швырнул внутрь гранату, а сам тут же упал на землю. В блиндаже глухо ухнуло, и будто сразу обрезало и вопли, и пулеметный огонь.
Тут все повскакали на ноги и, не ожидая команды, принялись бросать гранаты в блиндаж — и в эту, и во все остальные амбразуры. Один за другим последовали взрывы, но, судя по всему, никого в живых в блиндаже уже не было. Подавив пулемет, солдаты подали сигнал наступающим, что путь свободен. Уже потом, когда они заглянули в блиндаж, они нашли в нем четырех убитых японцев.
Итак, бой за важный опорный пункт противника был закончен. И каждому из них он принес что-то новое. Это читалось на улыбающихся лицах солдат второй роты, когда они, оставив пятерых своих товарищей лежать в высокой траве кунаи, наконец-то забрались на площадку, где находился японский блиндаж. Это было написано и на довольном лице подполковника Толла, когда он широкими шагами, со своим неизменным стеком под мышкой быстро подошел к ним. Проявилось это и в той почти животной страсти, с которой добровольцы из группы Гэффа бросали гранаты в уже мертвый блиндаж, — им, видимо, понравился способ, придуманный Уиттом, и в то время, как кто-то один стрелял в амбразуру, другой с радостными криками бросал туда гранату. При этом никого из них не интересовало, есть там кто-то в живых или нет. Им, наверное, казалось, что там полно врагов. А может быть, не казалось, а хотелось, чтобы было так. И еще они испытывали удовольствие оттого, что могли убивать людей, находясь сами в полной безопасности. Они хлопали от радости друг друга по спине и улыбались улыбкой убийц.
Все они, как подполковник Толл сказал потом журналистам, почувствовали вкус крови. Или, если хотите, добавил он, вкус победы. Превратились в настоящих бойцов. Узнали, что противника можно убивать, что он, впрочем, как и они сами, смертен. Это открытие произвело на всех сильнейшее впечатление. Оно-то и лежало в основе той решительности, с которой два других взвода второй роты атаковали теперь вершину высоты, быстро продвигаясь вперед. В это же время улыбающийся подполковник Толл подошел к Гэффу, чтобы поздравить его с успехом.
— Вы только поглядите, как они атакуют, — сказал он, пожав капитану руку и забравшись на крышу блиндажа. — Любо-дорого смотреть. А все благодаря вам, капитан. Как только они увидели, как ловко вы провели операцию и добились успеха, их всех будто пружиной подтолкнуло. Ну а теперь давайте посмотрим, что же все-таки мы здесь имеем.
Осмотр поля боя показал, что на счету группы было двадцать три японца. Они валялись в разных местах и в различных позах, разбросанные по всей поляне. Пятеро было убито гранатами, когда группа выскочила на противника, двоих застрелили на бегу. Большинство японцев были мертвы, часть находилась в агонии, а несколько человек были тяжело ранены. Но раны были не смертельны, при надлежащем уходе они могли бы и выжить. Гэффу и его добровольцам, бродившим по площадке вместе с подполковником, казалось, что на их счету должно быть гораздо больше жертв. Может, даже не одна сотня. Однако уже при самых первых расспросах выяснилось, что одного и того же японца считают «своим» сразу двое, а то и трое американцев. Но и при всем этом наколотили они тут немало. Особенно если учесть малочисленность их группы — ведь их было всего шестеро. И никто из них самих серьезно не пострадал. Это казалось особенно невероятным. Скорее всего, произошло это потому, что они застали японцев врасплох, и те оказались совершенно неподготовленными к борьбе, выскакивали небольшими группами, действовали неорганизованно. Немаловажную роль сыграла, возможно, и та решительность, с которой действовал в первом натиске Верзила Кэш, та ловкость, с которой он использовал свой дробовик. И не только потому, что он разом уложил пятерых японцев, но и из-за того психологического эффекта, который произвели такие решительные действия на остальных солдат противника.
Надо сказать, что эта неожиданная слава, судя по всему, не очень что-то радовала Кэша, даже то, что солдаты из второй роты пялили на него глаза и показывали пальцем, будто на настоящего героя. Верзила не обращал на все это никакого внимания. Он уныло бродил взад-вперед по площадке, все время с
