попытался распустить руки. Совсем как Кэтрин Зета-Джонс, которой удавалось держать на расстоянии Майкла Дугласа почти девять месяцев — она просто обязана поделиться секретом. Хотела бы я понять, как можно иметь столько дерзости, чтобы сказать «нет» с достоинством и затем потребовать уважения к себе, не теряя при этом притягательности. Тут нужна определенная сноровка. Если бы я оказалась в уединенном живописном уголке с кем- нибудь столь же приставучим, как Марио, я бы пришла в ужас. Он бы непременно предпринял попытку пересечь границу дозволенного, не дав мне времени проверить его паспорт, визу и таможенную декларацию. Я в таких ситуациях совершенно теряюсь и свожу все к шуточкам, — когда кто-то позволяет себе лишнее, я лишь шлепаю его по рукам и обзываю «скверным мальчишкой», хотя на самом деле мне хочется закричать: «Ты что? Ты думаешь, меня возбуждает, когда ты хватаешь меня так неистово, будто я одинокая крепость, которую нужно быстро и безжалостно взять приступом?»
— Вы готовы сделать заказ? — обходительно улыбается Массимо, хотя в действительности он спрашивает уже в третий раз.
— Простите, — извиняется мама, взмахивая в его сторону яркими ресницами. — Мы все время отвлекаемся.
Я сосредоточенно разглядываю меню. Никак не могу решить — вермишель или паста с трюфелями? Мне нужна Клео. она задала бы правильные вопросы и помогла бы мне определиться. Я тянусь за своим бокалом и вижу, что мама игриво меня рассматривает.
— Пища для размышлений! — выдает она и, недоговорив, начинает смеяться.
Я радостно фыркаю, и розовое вино течет у меня по подбородку. Мама громко хрюкает от смеха — я никогда не слышала от нее ничего менее элегантного, меня трясет — я безуспешно пытаюсь сдержать хохот.
Наконец мы, немного, успокаиваемся и пытаемся отдышаться — лица у нас пунцовые, и по щекам текут слезы.
— Все хорошо? — спрашивает Массимо, терпеливо пережидая истерию с едва заметной улыбкой. — Воды?
— Никакой воды! — возмущаемся мы. — Еще вина!
Массимо сияет от удовольствия и в мгновение ока возникает рядом со второй бутылкой.
— Мы готовы заказывать! — объявляю я.
— Давай первая! — кивает мама.
— Нет, давай ты! Мама берет себя в руки.
— Для начала я хотела бы ризотто с грибами и моллюсками, а потом — рыбу-монаха.
— Я тоже, — решила я.
Мне было немного странно и непривычно в чем- то согласиться с мамой.
— Bellissima![49] — Марио ухмыляется, как ненормальный.
Мама взволнованно рассуждает о том, как мы завтра пойдем смотреть магазин, при этом я замечаю, что за соседним столом пожилой глава компании из двенадцати человек пристально нас разглядывает. Наверное, мы слишком шумим. Интересно, он считает нас невоспитанными? Его возможное неодобрение опять вызывает у меня приступ смеха, мама, глядя на меня, не удерживается, и вот мы уже снова оглушительно хохочем. Посреди веселья пожилой наблюдатель вдруг появляется около нашего столика и громогласно объявляет:
— Я только хотел сказать, что вы — великолепны!
Потом он нам обеим целует руку.
Обеим!
Меня охватывает настоящая эйфория. Сегодня я ровня моей маме, а это для меня — недосягаемая высота. Я чувствую себя почти богиней. Может, мне предстоит не такая уж и неприятная неделя?
Когда подходит время десерта, мы уже купаемся в волнах всеобщего внимания. Мы заказываем профитроли, и. как только съедена последняя капля шоколадного соуса. Массимо приносит нам тирамису — за счет заведения. Потом следует «la torta Capresa» — сухой миндальный кекс. Когда на тележке с десертами уже ничего не остается, Массимо начинает потчевать нас лимончелло — бледно-желтым ликером, который местные жители пытаются выдать за деликатес. Могу поклясться, что это просто жидкость для чистки кафеля и нержавеющей стали с лимонной отдушкой.
— Как ты можешь это пить? — Я морщусь, придумывая, как бы избавиться от очередной порции.
— Всегда хотела попробовать, — признается мама, завладевая моим бокалом. — В свое время я была слишком мала, так что сейчас должна отыграться.
Когда мы спрашиваем счет, его нам лично приносит хозяин ресторана. Он представляется как Джулиани и благодарит нас за посещение.
— Ничего не понимаю! Почему они обращаются с нами, как со знаменитостями, хотя прекрасно видят, что мы совершенно обычные люди? — спрашиваю я маму.
Она радостно пожимаем плечами.
— Я думаю, это из-за того, что все остальные пришли парами…
— И только мы — сами по себе? Боже! И все дела?
— Вообще-то я думаю, что сегодня — просто волшебный вечер.
Я улыбаюсь. Неужели это правда?
Ну что ж, думаю, сегодняшний вечер открыл нам все свои сюрпризы. И тут, будто в подтверждение маминых слов, единственный официант, который все время оставался глух к нашему очарованию, незаметно подходит к нам, наклоняется над свечкой и с невероятно сексуальным итальянским акцентом говорит (а пламя подрагивает в такт его словам):
— Вы не женщины, вы — рай земной!
Мы с мамой не верим собственным ушам. Может, лимончелло и крепкая штука, но комплименты кружат голову не в пример сильнее.
Я запомню этот вечер на всю жизнь.
— Пойдем, я покажу тебе Пьяццетту! — говорит мама. При этом она несколько нетвердо поднимается на ноги, но множество рук тут же тянутся отодвинуть для нее стул. — Лучше всего, конечно, отправиться туда ранним вечером — тогда это настоящий подиум, но и сейчас там будет на что посмотреть, — обещает мама.
Мы идем по улице, она держит меня под руку, и. представьте, я не против. По-моему, это прорыв. Прежде, находясь рядом с ней, я никогда не чувствовала такой близости. Не знаю, может, ей вскружили голову детские воспоминания или Марио что-то тайком подмешал в коктейль «Ким», только она порядком пьяна.
— А что это за люди с фотоаппаратами? — спрашиваю я. когда мы сворачиваем на Виа Эммануэле.
— Это папарацци, — объясняет мама. — Они фотографируют всяких известных личностей для журнала «Капри VIP». Но они не назойливы, поэтому знаменитости не возражают — смотри!
Мама подводит меня к фотомагазину. Витрина увешана фотографиями разных звезд, проходящих по этой самой улице: Дастин Хофман. Николь Кидман. Мерайя Кэри…
— Ух ты — Кевин Ричардсон, — ахаю я.
— Кто? — щурится мама.
— Из «Бэкстрит Бойз»! — говорю я. указывая пальцем на черноволосого красавчика.
— М-м-м… очень хорошенький, — одобряет мама. — А это кто с ним?
— Его жена. Не сыпь мне соль на рану! — со стоном отвечаю я.
— Сошел бы за итальянца. Посмотрим, может, здесь удастся найти его двойника.
В иной раз я бы с воплями бросилась прочь, но сегодня особенный вечер — и я смеюсь. Если бы Клео меня сейчас видела! Я готова отправиться на поиски парней на пару с собственной матерью!
— Вот и пришли — перед тобой всемирно известная гостиная под открытым небом!
Мама сияет, мы идем с ней по булыжной мостовой в небольшой внутренний дворик, заставленный столиками и стульями с плетеными спинками. Я глазам не верю — кажется, что все присутствующие сговорились. Такое впечатление, будто каждой паре или семье дали выбрать какой-нибудь один оттенок — нежно-карамельный, серебристо-абрикосовый, белоснежный — и они выкрасили в него все свои вещи. Получается безупречное сочетание — на всей площади не найдется ни одной незаправленной нитки и ни
