— Мне тоже, — сказал Степшин, недовольно вытягивая свои тонкие губы. — «Противник» передышку получает.
— В том-то и дело.
— А чем, интересно, вызван приказ на остановку, товарищ подполковник?
Мельников задумался:
— Кто знает? Может, отставанием левого соседа. Ведь Жогин раза три приказывал из-за этого замедлять наступление.
— Возможно, — согласился Степшин.
Тем, временем солнце опустилось за горизонт. Разлившийся на полстепи закат бросил на холмы красноватые отблески. Озерная вода покрылась легкой позолотой. Освежающим ветерком потянуло в лицо Мельникову. Он свернул и убрал в планшет карту, живо поднял на Степшина беспокойные глаза, торопливо сказал ему:
— Вот что, майор. Поезжайте к Буянову и посмотрите, как он обеспечивает оборону фланга. Боюсь я, что Соболь не приведет свой батальон к полуночи.
— Слушаюсь, — ответил Степшин и, немного подумав, спросил: — Может, следует задержаться там?
— Да, да, — сказал комбат, — будьте пока в роте. Обратите внимание на расстановку противотанковых средств. Держите со мной связь.
Из-за холма вынырнул «газик» Жогина. Поправив пояс и кивнув заместителю, чтобы ехал, Мельников пошел навстречу машине. Полковник вылез из кабины красный, с гибким красноталовым хлыстиком в руке. Не дослушав рапорта комбата, он грозно ударил хлыстиком по серому от пыли сапогу.
— Вы почему не выполняете моего приказа? Вам ясно было сказано: замедлить движение.
— Да, ясно, — смело ответил Мельников. — Мы шли на замедленных скоростях, товарищ полковник. Последние тридцать километров...
— Что тридцать! На каких замедленных! — бледнея от злобы, кричал Жогин. — Вы мне учения хотите сорвать? Я заставлю вас подчиняться приказам!
Но чем больше он злился, тем сильнее давала о себе знать усталость. Одышка предательски разрывала голос, хватала слова, задерживала их в горле. Впервые Мельников видел Жогина таким. Неожиданно у него появилось к нему чувство жалости. Он решил хоть немного успокоить его, объяснить, что слишком большое замедление в движении войск было невозможным.
— Разрешите доложить, товарищ полковник?
— Что доложить? — спросил Жогин, немного остыв.
— Я хочу сказать, — начал Мельников, — что последние тридцать километров наши машины шли только на низких скоростях. Это подтвердит каждый водитель. Мы даже начали отставать от «противника». А ведь если бы «противнику» удалось оторваться от наших частей на большое расстояние, он получил бы возможность применить ядерное оружие.
— Правильно, получил бы, — махнул хлыстиком Жогин. — Но вы же без соседа увязнете здесь. Понимаете это или нет?
— Понимаю, — ответил Мельников и больше ничего не успел сказать. Подъехал командир дивизии. Он спокойно вышел из машины. Выслушав рапорт Жогина, спросил:
— Что, полковник, потеряли батальон? В самый ответственный момент кулак разжали. Как же теперь драться-то будем?
— Подтянем, товарищ генерал.
— Когда?
— Надеюсь, через час.
— Не знаю, как это вам удастся. — Павлов снял фуражку и вытер ладонью пот со лба. — Подполковник Соболь еще за тридевять земель. Ожидать его с открытым флангом — дело невеселое. Ну, а что касается вашего батальона, — он повернулся к Мельникову, — я доволен. В современных условиях так и надо наступать: мобильно, стремительно. Главное, не давать передышки «противнику».
Мельников повеселел, но в разговор не вступил. Неудобно было говорить о собственных делах, да еще после упреков полковника. А Павлов продолжал хвалить:
— Что хорошо, то хорошо. Один водитель устал — другой в запасе, другой устал — третий имеется. Правильно. А вот у Соболя не то. — Комдив поморщился и покачал головой. — Там старинка-матушка верховодит.
«Это факт, — подумал Мельников, жадно ловя каждое слово генерала. — Я-то знаю, где корни этой старинки».
Павлов пристально посмотрел на комбата и вдруг спросил:
— А теперь что думаете? «Противник»-то силы накапливает. К утру может ударить. Ждать будем?
— Ждать нельзя, товарищ генерал. — Мельников повернулся к высоте, вершина которой еще плавилась в огне заката. — Брать надо ночью. Если не возьмем, засесть можем.
— Верное решение, — сказал Павлов. — А я думал, вы отдыха запросите.
Григоренко ехал в одной машине с Соболем. Усталый, серый от пыли, он смотрел на багряную полоску неба и досадовал, что день уже угасает, а приказ командира полка «догнать первый батальон» не выполнен.
Более трех часов прошло с того момента, как замполит встретил отставшие колонны. За это время он сделал все возможное: разъяснил людям опасность создавшегося положения, добился, чтобы во всех ротах агитаторы провели беседы об ответственности за выполнение задачи, выпустили боевые листки, перед каждым водителем бронетранспортера написали:
«Напрягай силы, не снижай скорость».
Теперь, покачиваясь в машине, он думал, нельзя ли перед наступлением ночи еще чем-нибудь ободрить водителей? Ведь впереди еще столько трудностей.
Мысли его прервал настойчивый писк рации. Соболь натянул на голову шлемофон, послушал и вдруг заволновался:
— Ну вот, новость. Командир полка грозит отстранить меня от должности. А за что?
Он отбросил сгоряча карту и минуты две сидел в глубокой задумчивости. Потом повернул к Григоренко свое длинное красное лицо, сказал со злостью:
— Видите, что получается. Мельников сломал боевой порядок, а другие за него отвечать должны.
— Но ведь отстали-то вы, а не Мельников, — заметил Григоренко.
— Чепуха, — махнул рукой Соболь. — Мы движемся, как позволяет местность.
— А Мельников, по-вашему, на крыльях летит?
И тут, как нарочно, впереди, в низине, завязли сразу два бронетранспортера. Заметив их, Соболь на ходу приоткрыл дверцу и резко вытянул руку.
— Вон, полюбуйтесь, товарищ подполковник. На таких дорогах поневоле отстанешь.
Подъехав ближе, он выскочил из кабины, крикнул что-то сидевшим на бронетранспортерах людям и прямо в обмундировании метнулся в воду. Увлеченные примером комбата, солдаты мгновенно спрыгнули со своих мест и уперлись руками в борта.
Бронетранспортер, стоявший на самой середине лимана, подался вперед и, словно низкий тупоносый катер, поплыл к берегу.
Зато другую машину сдвинуть с места не удавалось. Долго ходил вокруг нее разгоряченный Соболь. Он ругал водителя и солдат, сам упирался плечом в забрызганную желтой водой броню.
Тем временем Григоренко связался по радио с начальником штаба и сообщил ему, что нужна помощь. Вскоре к лиману подошел артиллерийский тягач.
