скрытых троп. Оттуда ближе всего до горных лесов, где партизаны — наши глаза и уши. Одним словом, в районе Балаклавы — самое удобное место для прохода разведчиков. Нам нужна постоянная связь с партизанами, нам нужно знать намерения немцев… А в нашу сторону от Балаклавы до Севастополя — ровное место… Нет, нельзя отдавать. Наоборот, надо отогнать немцев от бухты…
Рубцов слушал внимательно, но не понимал, зачем командарм говорит ему все это. И словно угадав эти мысли, генерал замолчал, посмотрел Рубцову прямо в глаза, добавил негромко:
— Военный совет армии назначил вас командиром сводного пограничного полка. Вы знаете, откуда ваши бойцы?
— Так точно! Остатки прорвавшихся в Севастополь Одесского и Новороссийского погранотрядов, Евпаторийской погранкомендатуры, Феодосийской заставы…
— Знаете, — удовлетворенно сказал командарм. — Вы ведь и сами здесь служили?
— В отделе боевой подготовки управления погранвойск Черноморского округа.
— Значит, ничего объяснять не надо. Вопросы, просьбы есть?
— Одна просьба, товарищ генерал, — дайте хотя бы пару машин. Раненых из Балаклавы на бричке возят.
— Машины будут, принимайте полк и помните: участок ваш особый, фланговый участок. Южнее вашего полка только Черное море. Фланг всего советско-германского фронта.
Генерал усмехнулся одними губами, и трудно было понять — всерьез он придает значение этому факту или просто шутит, подбадривает…
Штаб полка, куда Рубцов прибыл уже через час, располагался в ничем не примечательных домиках поселка Карань. Здесь было относительно спокойно — до Балаклавы не меньше километра, а высокие конусообразные сопки насыпной земли, оставшейся от довоенных флюсовых рудников, хорошо прикрывали от прямого обстрела и наблюдения с гор, занятых противником. И потому люди здесь вели себя безбоязненно.
Возле одного из сараев в две шеренги стоял строй, человек тридцать, перед ним взад и вперед ходил младший лейтенант с одним кубарем в левой петлице, расписывал прелести службы электриками, радистами, телефонистами. Бойцы угрюмо отмалчивались.
— Ребята, я же знаю, есть среди вас связисты, — умолял младший лейтенант. И заявлял, противореча сам себе: — Служба у нас, конечно, не мед. Я бы и сам пошел в стрелковую роту, но мне сказали: раз связист, занимайся связью…
Он заглядывал в лица то одному, то другому, смешно разводил руками. И вдруг сорвался, закричал зло:
— Связь, по-вашему, что, не нужна? А как без связи бой вести? Поймите, дубины стоеросовые!…
Рубцов прошел мимо, ничего не сказал: обычное дело, житейское, без него разберутся. Но, подойдя к другому сараю и почувствовав запах кухни, остановился. Еще до войны, поездив по заставам, он понял, что кухня отнюдь не последнее дело в любом подразделении. По кухне порой можно было судить даже о боеготовности.
Из-за угла слышался добродушный говорок:
— …Разница е, як же без разницы? Русский мужик спал в хате на высоких полатях под потолком, де теплее, а наши казаки — на низких. Вот кака разница. А остатьне все едино…
Возле котла, вмазанного в глинобитную печь, чистили картошку два бойца, третий, как видно, повар, если судить по грязно-синему фартуку, надетому поверх шинели, сидел рядом и чистил мелкокалиберную винтовку. Он только и встал навстречу майору, доложил, что его боевой пост — кухня — в полном порядке, что на ужин — обычная супокаша с пшеном и картошкой и что будет куда лучше для этого участка фронта, если его, повара, откомандируют в роту или в снайперы. Он так и выложил все это подряд, мешая русские и украинские слова, ухмыляясь. И не понять было, где он говорит всерьез, а где шутит.
— Как фамилия? — спросил Рубцов. Ему нравились такие вот крепкие мужики, уверенные, что их место на самом боевом участке.
— Вовкодав, товарищ майор.
— Это что же — Волкодав?
— Так точно.
— Да с такой фамилией… — Он замялся, подыскивая слово.
— Вот и я говорю: мне бы поближе к этим… к волкам.
Рубцов взял у него из рук мелкокалиберную винтовку — «тозовку», с вытертым до блеска затвором и с совершенно обшарпанным прикладом, как видно, немало послужившую в одном из тиров Осоавиахима.
— С таким оружием на птичек ходить, а не на волков.
— Не скажите, товарищ майор. Если поближе подобраться, можно и волков нащелкать. Главное — неслышно бьет. Будут валиться один на другого, а почему, откуда — никто не поймет.
— Разберутся.
— Пока разберутся, глядишь, я позицию сменю.
— А кто будет борщи варить? — улыбнулся Рубцов. — Или как это у вас — супокашу? Борщ не последнее дело в обороне.
— В обороне — главное харч, — серьезно подтвердил один из чистильщиков картошки, не поднимая головы.
— Това-арищ майор! — взмолился повар и оглянулся на стоявших поодаль командиров, словно призывая их заступиться. А стояли там не кто-нибудь, а самые наистаршие во главе с заместителем командира части майором Юриным. И только тут дошло до повара, что майор, беседующий с ним, не иначе и есть новый командир полка, о котором недавно прошел слух.
Рубцов тоже оглянулся на своих заместителей и помощников и вдруг заторопился.
— Какой вы снайпер, еще неизвестно, а вот какой повар — скоро увидим.
Он отдал «тозовку» и пошел к штабному домику.
Принять полк, как он рассчитывал, по всем правилам не пришлось: бывший командир части капитан Шейнин получил новое срочное назначение и отбыл, едва поздоровавшись. Здравствуйте и до свидания. Вводил Рубцова в обстановку майор Юрин. Низко склонившись над картой, расстеленной на столе, он взмахивал карандашом над красными дугами, обозначавшими расположение подразделений полка, и говорил быстро, словно боясь не успеть сказать всего. Рубцов слушал рассеянно: он знал эту карту в подробностях и не перебивал только потому, что так уж, как считал, было положено при приеме полка — до конца выслушивать новых подчиненных.
Дуги говорили о многом. Даже глядя на карту, трудно было понять, как держатся на своих рубежах роты, особенно во втором батальоне. Генуэзская крепость и высота 212,1, господствующая над бухтой, над Балаклавой, над всей этой местностью, находились у немцев. По всем законам тактики обороняющимся не за что было держаться. Но они держались, цепляясь за камни на склонах. Левофланговому первому батальону было не в пример легче. Но легче лишь в сравнении со своим правым соседом. Если же разобраться, то и у него позиции были очень невыгодные. Начинаясь у высоты 212,1, они тянулись по открытой всхолмленной местности и были как на ладони у противника, сидевшего на господствующей высоте 386,6. Третий батальон был в резерве. Точнее, он тоже прикрывал весьма ответственное направление — открытую долину со стороны Ялтинского шоссе, по которой уже пытались прорываться немецкие танки. Но перед фронтом этого батальона не было немцев, и считалось, что он находится в тылу.
Неподалеку, где-то во дворах, один за другим громыхнули два взрыва, должно быть, залетели шальные снаряды. Рубцов подошел к окну, увидел перебегавших через двор бойцов и повернулся к Юрину.
— Всякое движение днем по деревне должно быть прекращено.
— Совсем-то не удастся, все-таки — штаб, — сказал Юрин.
— Вот именно. Немцы это легко определят, и тогда придется переселяться.
Он решил, не откладывая, сразу отправиться на позиции, чтобы там, на месте, познакомиться с батальонами и их командирами.
Где прикрываясь складками местности, а где ныряя в стылые, каменные щели ходов сообщения,