ноги, то задел бы головой маленькую люстру, которая свисала с потолка. Значит, сам он теперь стал больше — похоже, раза в три. Марионетки, надо полагать, были слишком велики для своих декораций, а лжевилла должна была выглядеть так, как если бы отстояла на некотором расстоянии. А так как герцогиня внезапно заболела, никто из ее окружения не позаботился о том, какого размера Тонино. Они просто убедились, что он снова заперт.
Тонино огляделся вокруг. Половину комнаты заполняли сваленные безжизненной кучей марионетки. Всмотревшись, он разглядел голову Полицейского, потом своего врага Палача и длинный белый сверток с младенцем, а посередине кучи увидел лицо Анджелики. Это было ее, Анджеликино, лицо, хотя сильно опухшее и со следами слез. Тонино схватился за свой нос. К своему облегчению, он обнаружил, что огромная красная дуля исчезла, хотя на нем самом все еще болтался алый балахон мистера Панча.
— Прости, — сказал Тонино; кажется, у него стучали зубы. — Я старался не навредить тебе. Кости целы?
— Це-елы, — откликнулась Анджелика голосом, звучавшим не слишком уверенно. — Тонино, что там произошло?
— Я повесил герцогиню, — сказал Тонино. И в том, как он это сказал, послышалось злорадное торжество. — Правда, не до смерти, — добавил он с сожалением.
Анджелика захохотала. Она хохотала, пока куча марионеток не заколыхалась и чуть не разъехалась. Тонино же не находил тут ничего смешного. Он разрыдался — плакал на глазах у девчонки Петрокки. И пусть!
— Ну что ты, — огорчилась Анджелика. — Не надо, Тонино. Ну, Тонино... пожалуйста! — Выкарабкавшись из-под груды кукол, она через всю комнату заковыляла к Тонино. И, конечно, ударилась головой о люстру, которая закачалась, зазвенела и еще долго — когда Анджелика опустилась на колени рядом с Тонино — бросала на них сумасшедшие тени. — Пожалуйста, не надо, Тонино. Она будет дико злиться, как только почувствует себя лучше.
На Анджелике были голубой чепец и голубая рубашка Джуди. Она сняла чепец и протянула его Тонино.
— Возьми. Высморкайся хорошенько. Я уже — в пеленки. Мне сразу полегчало.
Она попыталась улыбнуться ему, но на ее распухшем лице улыбка вышла безнадежно кривой. Вероятно, падая на помост, Анджелика сильно ударилась лбом, и теперь на нем красовалась, увеличивая его, огромная багровая шишка. Под такой шишкой улыбка выглядела нелепой ухмылкой.
Но Тонино понимал, что это улыбка, и улыбнулся в ответ — как мог, потому что зубы у него не переставая стучали.
— Вот, держи. — Проковыляв обратно к куче марионеток, Анджелика вытащила из нее Палача и вернулась с его черной меховой накидкой. — Надень.
Тонино завернулся в меховую накидку, высморкался в голубой чепец, и ему стало легче.
Анджелика рылась в куче марионеток.
— Хочу надеть мундир Полицейского, — заявила она. — Тонино... ты понял, что к чему?
— Не совсем, — отвечал Тонино. — Но вроде как знаю.
Да, он знал с того самого момента, когда посмотрел на герцогиню. Она была тем волшебником, который лишал их силы и портил заклинания Казы Монтана. Тонино не был уверен насчет герцога: он, пожалуй, слишком глуп, чтобы стоило принимать его в расчет. И все же, вопреки колдовству герцогини, заклинания Казы Монтана — и Казы Петрокки — обладают достаточной мощью и порядком досаждают герцогине. Поэтому-то их — его и Анджелику — и похитили, чтобы шантажировать оба дома, заставив отказаться от заклинаний. А если они откажутся, Капрона будет побеждена. Особенно плохо, что Тонино и Анджелика — единственные двое, кто это все знает; герцогиню же нисколько не беспокоит, что они знают. Ведь никто, даже такая умная голова, как Паоло, никогда не сообразит искать их во дворце, в куче марионеток для спектакля «Панч и Джуди». А значит, они оба помрут прежде, чем кто-либо их найдет.
— Нам во что бы то ни стало надо выбраться отсюда, — сказала Анджелика. — Пока она не оправилась от петли.
— Она сразу об этом подумает, — добавил Тонино.
— Не уверена, — возразила Анджелика. — Могу сказать, все они до смерти перепугались. Даже дали мне подсмотреть, как втаскивали тебя сюда через пол; по-моему, мы можем выбраться тем же путем. Теперь это будет легче проделать: мы стали покрупнее.
Тонино завязал на себе накидку и поднялся на ноги, хотя чувствовал себя вымотанным и избитым; не хотелось и пальцем пошевелить. Голова его задела люстру. Огромные мерцающие тени побежали по комнате, придавая лежащим в куче марионеткам такой вид, будто они извиваются.
— Где они меня втаскивали? — спросил он.
— Как раз там, где ты стоишь, — ответила Анджелика.
Встав спиной к окнам, Тонино обозрел указанное место. Он никогда бы не догадался, что там есть лаз. Однако теперь, после слов Анджелики, он кое-что разглядел — замаскированную разводами накрашенного ковра и скрытую неровным светом тоненькую черную черту — прямоугольник, контур размером примерно с обеденный стол. Поднос с едой, надо полагать, прибывал к ним через этот же ход.
— Пропой открывающее заклинание, — потребовала Анджелика.
— Я их ни одного не знаю, — вынужден был сознаться Тонино. По каменной позе, которую Анджелика приняла, он сразу понял: она сдерживается, чтобы не наговорить ему малоприятных вещей.
— Ну а я не смею, — сказала она. — Ты сам видел, что получилось прошлый раз. Если я высунусь, они опять нас поймают и накажут — превратят в марионеток. Второй раз я этого не выдержу.
А сам он выдержит? Тонино не был уверен. Вспоминая их превращение в Панча и Джуди, он вовсе не был уверен, было ли это наказанием. Скорее всего, в планы герцогини входило заставить их паясничать. Низости ей было не занимать. С другой стороны, он не был уверен, что сможет выдержать еще одно Анджеликино бездарное заклинание.
— Тут люк, — сказал он. — Крышка, Должно быть, держится на каком-нибудь крючке. Давай саданем по нему подсвечниками.
— А если на нем заклятие? — заколебалась Анджелика.
— Нет, давай попробуем.
Они взяли каждый по подсвечнику и, встав у окон на колени, принялись бить изо всех сил по едва заметной черте. Картон оказался крепким и губчатым. Вскоре подсвечники стали похожи на плакучие ивы, только металлические. Все же небольшую дырку посередине одного конца скрытой двери пробить удалось. Тонино показалось, что он различает мерцание металла. Он уже было высоко занес подсвечник, чтобы нанести мощный удар.
—
Где-то невдалеке послышались размашистые шаркающие шаги. Тонино постепенно и очень осторожно опустил подсвечник и затаил дыхание. Далекий голос ворчливо произнес: «Мыши, значит... ничего тут нет...» Внезапно стало гораздо темнее. Кто-то выключил свет, оставив лишь голубоватое мерцание маленькой люстры. Шарканье удалялось. Хлопнула дверь, и наступила тишина.
Анджелика положила подсвечник и попробовала прорвать картон руками. Тонино встал, отошел в сторону. Пустое дело. Кто-то их все равно подслушивает, что бы они ни предпринимали. Во дворце полно лакеев и солдат. Может, лучше прекратить все попытки и подождать, когда герцогиня выложится до конца. Только сейчас, когда он встал во весь рост, картонная комната показалась ему чрезвычайно маленькой. Наполовину ее заполняли марионетки. В ней и пошевелиться было негде. Тонино хотелось броситься на стену и завыть. Он двинулся вперед и тут же задел стол. И так как теперь он был намного больше и тяжелее, стол закачался и заскрипел.
— Есть! — вскричал он. — Ангел! Дорисуй Ангела!
Шишка на лбу Анджелики повернулась к нему:
— Я не в том настроении, чтобы заниматься художеством.
— Да не художеством — заклинанием, — объяснил Тонино. — А потом мы поставим над собою стол, пока будем таранить дыру.
Анджелике не надо было говорить, что Ангел — самое могучее заклинание в Капроне. Отбросив подсвечник в сторону, она вскочила с пола.
