встрече с блаженным основателем.
— О ваше преосвященство! Я никогда не говорил, что это был блаженный Лейбо…
— Конечно, сын мой, конечно… Но вот протокол этого явления. Он был составлен по сведениям, собранным из лучших источников. Я вас только прошу прочесть его, после чего вы подтвердите мне его точность или исправите его, если будет нужно. Этот документ, разумеется, опирается только на слухи. В действительности же вы один можете рассказать нам, что произошло на самом деле. Поэтому я прошу вас читать его очень и очень внимательно.
Брат Фрэнсис взял толстую пачку бумаг, протянутую ему прелатом, и стал просматривать этот официальный отчет со все возрастающей боязнью, которая не замедлила превратиться в настоящий ужас.
— Вы изменились в лице, сын мой, — заметил прелат. — Значит, вы заметили какуюто ошибку? — Но… но… это совсем не так… совсем не так происходило! — остолбенев, воскликнул несчастный монашек. — Я видел его одинединственный раз, и он только спросил у меня дорогу к аббатству. Потом он постучал своей палкой по камню, под которым я и нашел реликвии…
— Если я правильно понимаю, то никакого небесного хора не было? — О нет! — Ни нимба вокруг его головы, ни ковра из роз, развертывавшегося перед ним по мере того, как он шел вперед? — Клянусь перед Богом, {который видит меня, ваше преосвященство, ничего этого не было! — Хорошо, хорошо, — сказал епископ, вздохнув. — Истории, которые рассказывают путешественники, всегда содержат в себе известную долю преувеличения, я знаю…
Так как он выглядел разочарованным, брат Фрэнсис поспешил извиниться, но адвокат будущего святого его успокоил: — Это ничего, сын мой. Слава Богу, у нас нет недостатка в чудесах, проконтролированных должным образом! Во всяком случае, обнаруженные вами бумаги полезны, по крайней мере, уже хотя бы тем, что позволили нам установить имя его супруги, умершей до того, как он ушел в монастырь.
— Правда, Ваше преосвященство? — Да, ее звали Эмилия.
Явно обманувшийся в своих ожиданиях, преосвященный Ди Симоне, тем не менее, провел не менее пяти полных дней на том месте, где Фрэнсис обнаружил металлический ящик. Его сопровождала когорта молодых послушников с лопатами и кирками. После того, как они перекопали немало земли, епископ вернулся в аббатство вечером пятого дня с богатой добычей разных реликвий, среди которых был еще старый алюминиевый ящик со следами засохшей массы, которая, может быть, когдато была веществом, называвшимся кислой капустой.
Прежде чем покинуть аббатство, он посетил зал переписчиков и пожелал увидеть репродукцию, которую брат Фрэнсис сделал со знаменитой Синьки Лейбовича. Уверяя, что это жалкая мазня, монах дрожащей рукой протянул свою работу.
— Боже! — воскликнул епископ. — Нужно довести эту работу до конца, сын мой, нужно! Улыбаясь, монах поискал взглядом брата Иеракса. Но тот поспешил отвернуться… На следующий день брат Фрэнсис снова принялся за работу, запасшись большим количеством гусиных перьев, листков золота и самых различных кистей.
— Он все еще трудился над этим, когда новая депутация из Ватикана явилась в монастырь. На этот раз речь шла о большой группе, сопровождаемой даже вооруженной охраной, чтобы отбивать атаки бандитов с большой дороги. Во главе, с гордостью сидя на черном муле, дефилировал прелат. Его головной убор украшали маленькие рожки, а рот — длинные острые крючья (во всяком случае, так утверждали потом многие послушники). Он представился как Адвокат дьявола, имеющий поручение противиться всеми средствами канонизации Лейбовича, и пояснил, что прибыл в аббатство для расследования известных абсурдных слухов, распространяемых истеричными монахами и дошедших до высших властей Нового Ватикана. Достаточно было взглянуть на этого эмиссара, чтобы тотчас же понять: он не из тех, кому об этом можно рассказывать.
Аббат принял его вежливо и предложил маленькую кушетку, сделанную целиком из металла, установленную в келье окнами на юг, прося извинения за то, что не может поселить его в почетных апартаментах, которые как раз временно непригодны для жилья по гигиеническим соображениям. Этот новый гость довольствовался обслуживанием людей из своей свиты, а в трапезной разделял с монахами их обычную пищу — вареные травы и похлебку из кореньев.
— Мне стало известно, что вы были подвержены нервным приступам с потерей сознания, — сказал он представшему перед ним брату Фрэнсису. — Сколько сумасшедших и эпилептиков насчитывается среди ваших предков и близких? — Ни одного, ваше преподобие.
— Не смейте меня титуловать преподобием! — взревел сановник. — И имейте в виду, что я безо всякого труда вытрясу из вас правду! Он говорил об этой формальности, как о самой банальной хирургической операции, и, повидимому, думал, что она должна была практиковаться с незапамятных времен.
— Вы ведь не можете не знать, — продолжал он, — что существуют способы, позволяющие искусственно придавать документам вид старинных, не так ли? Брат Фрэнсис не знал об этом.
Равным образом вам известно, что жена Лейбовича звалась Эмилией, и что Эмма — отнюдь не уменьшительное от этого имени, не так ли? Фрэнсис и на этот счет был не очень осведомлен. Он вспоминал только, что его родители, когда он был ребенком, порой несколько легкомысленно употребляли известные уменьшительные… «И потом, — говорил он себе, — если блаженный Лейбович, благослови его Бог, решил называть свою жену Эммой, то, я уверен, он знал, что делает…» И тут посланец Нового Ватикана принялся преподавать ему курс семантики, да так гневно и жестоко, что несчастный едва не лишился рассудка. После этого грозного сеанса он и сам уже больше не знал, встречал он когдалибо пилигрима или нет.
Перед отъездом Адвокат дьявола тоже захотел увидеть разукрашенную копию, сделанную Фрэнсисом, и несчастный в смертельном страхе принес ее. Некоторое время прелат казался сбитым с толку, затем он справился с собой и заставил себя произнести несколько слов: — У вас и впрямь нет недостатка в воображении, — признал он. — Но я думаю, что здесь слишком много сантиментов. — И он в тот же вечер уехал в Новый Ватикан…
И прошли годы, добавив морщин на лицах и белых волос на висках монахов. В монастыре жизнь шла своим чередом, и монахи, как и в прошлом, продолжали углубляться в свои копии. Брат Иеракс в один прекрасный день захотел сделать печатный пресс. Когда аббат спросил у него, зачем это нужно, он лишь ответил: — Чтобы увеличить производство.
— Ах вот как? — сказал отецаббат. — А для чего, повашему, нужны ваши бумажки в мире, где все счастливы оттого, что не умеют читать? Быть может, вы собираетесь продавать их крестьянам на растопку? Оскорбленный брат Иеракс печально пожал плечами — и монастырские переписчики продолжали скрипеть гусиными перьями…
Наконец в одно весеннее утро, незадолго до великого поста, в монастырь явился новый посланец, принеся превосходную новость: досье, собранное для канонизации Лейбовича, теперь было закончено, и основатель ордена Альбертинцев вскоре будет фигурировать в календаре святых.
В то время как вся община радовалась, отецаббат — теперь уже очень старый и изрядно выживший из ума — велел позвать брата Фрэнсиса.
Его Святейшество требует вашего присутствия во время празднества в честь канонизации Айзека Эдварда Лейбовича, — прошамкал он. — Готовьтесь к отъезду. — И он добавил ворчливым тоном: — Если вы намерены упасть в обморок, то делайте это в другом месте! Путешествие молодого монаха до Нового