Чтоб лишь тогда ее я утолил,
Когда я Рим сильнее обескровлю,
Чем все мечи его былых врагов.
А если дрогнешь ты и перестану
Вражду питать я к мачехе-отчизне,
Пусть выпьют кровь мою, открыв мне жилы,
Как этому рабу!
(Пьет.)
Лонгин
И мне!
Лентул
И мне!
Автроний
И мне!
Варгунтей
И мне!
Пьют.
Цетег
Долейте-ка мой кубок,
И эту влагу, вторя Катилине,
Я выпью с той же радостью, с какой
Я выпил бы до капли кровь Катона
И Цицерона-выскочки.
Курий
Я выпью
С тобой!
Лека
И я!
Бестия
И я!
Фульвий
И я!
Габиний
Мы все!
Пьют.
Катилина
Теперь, когда наш план скрепила клятва...
(Мальчику слуге.)
Ты что так смотришь?
Мальчик слуга
Ничего.
Бестия
Брось, Луций!
Катилина
Не корчи больше похоронных рож,
Иль душу из тебя, щенок, я выбью!
Бестия
Оставь!
Катилина
Итак, неужто и теперь,
Когда я сам веду вас в бой за вольность,
Вы все еще колеблетесь?
Бестия
Нет, нет,
Мы все с тобой.
Катилина
Тогда воспряньте духом
И подтвердите мне решимость вашу
И блеском глаз, и шуткою веселой.
Друзья, клянусь вам, все пойдет на лад,
Добейтесь лишь в собрании народном,
Все связи и знакомства в ход пустив,
Чтоб я был избран консулом, а там уж
О вас и о себе я позабочусь.
До этой же минуты будьте немы,
Как реки в дни морозов беспощадных,
Когда в берлоги прячется зверье,
И в хижинах скрываются селяне,
И в воздухе нет птиц, и спит страна;
Зато, едва лишь оттепель настанет,
На Рим мы хлынем, как весенний ливень,
И половину города затопим,
В другой же учиним такой разгром,
Что шум его разбудит мертвецов,
Чей прах хранится в погребальных урнах.
Итак, удар готовьте в тишине,
Чтоб стал он сокрушительней вдвойне.
Цетег
О, мудрый Луций!
Лентул
Сергий богоравный!
Заговорщики уходят.
Появляется хор.
Хор
Ужели каждый, кто велик,
Судьбой обласкан лишь на миг?
Ужель удел любой державы
Бесславно пасть под грузом славы?
Ужели будет вечный Рим
Сражен могуществом своим?
Ужель так мало есть достойных
Противников меж беспокойных
Враждебных варварских племен,
Что сам с собой воюет он?
Да, ибо жребий неизменный
Славнейших государств вселенной
Терять плоды побед былых:
Избыток силы губит их.
Вознесся Рим себе на горе:
