— С тех пор как мы поняли, что русские — это не тупое малообразованное быдло, а такие же солдаты, защищающие свой дом. Думаю, сталинградская трагедия многому нас научила… Если уж и фельдмаршал Паулюс сдался… — Тут Бертольд Кортс вдруг осознал, что сболтнул лишнего.
Все же не стоило выводить из себя офицера могущественной военно-политической организации.
— Нихт! — Офицер-эсэсовец дернулся, как от пощечины, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Сверкнул мертвой улыбкой череп на кольце. — Фельдмаршал Паулюс геройски погиб за фатерланд, отстреливаясь до последнего патрона от орд красных азиатов!
Бертольд Кортс благоразумно промолчал.
Тем временем из приземлившихся самолетов выбрались пилоты. Ведущий несмело подошел к хауптштурмфюреру СС.
— Командир шварма «Ostenflieger» оберфельдфебель der Ostenkampf Ойген Омельченко, — пряча глаза, доложил он, — прошу простить меня, господин, за аварию самолета при посадке.
— Zum Teufel![51] — раздраженно рявкнул офицер-эсэсовец. — Скажите, Омельченко, какого рожна вы настаивали на полете на «Мессершмитте-109», если не умели нормально посадить машину?!
— Ну, так это… — начал, запинаясь, «остенфлигер». — Виноват, стал быть… Но самолеты у вас очень хороши! А «мессер»-то и вовсе блеск!
— Берите своего напарника и идите в часть. Техники отбуксируют поврежденные самолеты.
— Яволь, герр хауптштурмфюрер! — Оба русских пилота поспешно удалились.
— Пожалуй, вы правы, Бертольд… Пусть лучше русские убивают русских, — вдруг смягчился эсэсовец. — Использовать в качестве летчиков вот этих… предателей… Это уже просто жест отчаяния.
Еще с 1941 года в немецком плену находились сотни тысяч советских военнопленных, среди них — тысячи летчиков. Причины и обстоятельства, по которым они попали в плен, были самые разные.
Кого-то сбили над вражеской территорией, кто-то попал в окружение вместе с отходящими частями Красной армии. Но были и те, кто перелетел к врагу из «идейных соображений». Многие боялись репрессий, которые продолжились, даже несмотря на начало войны.
Однако первое по-настоящему боеспособное подразделение было создано только в декабре 1943 года. Это был единственный штаффель, так называемый Ostfliegerstaffel (russisch), в составе Ergdnzungs- Nachtschlachtgruppe Ostland Luftflotte 1. На вооружении состояло несколько трофейных По-2 и Ут-2, а также переданных из летных школ «Арадо» Ar-66 и «Гота» Go-145.
«Остфлигеры», хотя и жили в казармах, пользовались достаточной свободой. Для них устраивали вечеринки с немецкими летчиками, «пивные встречи» и знакомства с бюргерами. Выгодно отличалась и постановка летного дела: если летом 1942 года в ВВС РККА приходили истребители с налетом 15-20 часов, нередко не имевшие ни единой воздушной стрельбы, то немецкие инструкторы считали необходимым для выпускника 450 часов налета. А кроме того, по сложившейся системе еще 200 часов набирались в эскадре на фронте до перехода к боевой работе.
Встречи имели успех: один из летчиков, капитан Артельцев, обращаясь к «немецким летчикам — товарищам по оружию», писал в газете «Доброволец»:
Участие коллаборационистских националистических формирований из пленных — выходцев из республик Советского Союза, несомненно, неоднозначная и очень больная тема в современной истории, но ее тоже нужно учитывать, чтобы получить объективную картину произошедшего.
Кстати сказать, приказ Сталина об освобождении части ранее репрессированных офицеров, особенно младшего комсостава, мог послужить основой мифа о «тысячах зэков в штрафных батальонах». Чего на самом деле не было. Из лагерей на фронт забирали лишь тех заключенных, у которых не было сроков за тяжкие преступления. Убийцы, рецидивисты, бандиты продолжали отбывать наказания. И уж тем более не могли «зе-ка» попасть в штрафные батальоны: там находились только бывшие офицеры, комсостав. Для всех остальных категорий штрафников существовали отдельные штрафные роты — это, а не просто численность, и было их главным отличием от батальонов.
Были и такие летчики, которые, проявив трусость, уходили от ответственности и перелетали на сторону врага. Так, согласно немецким данным, в 1943 году перелетело 66 самолетов[52]. Для более объективного восприятия реалий тех времен следует обязательно учитывать, что Гражданская война в Советской России завершилась всего 19 лет назад, и в народе еще сильны были антисоветские и сепаратистские настроения. Так что некоторые летчики перелетали к гитлеровцам, чтобы сражаться за «новую Россию без большевиков».
Так или иначе, судьбы попавших в немецкий плен летчиков складывались по-разному. Кто-то продолжал подпольную борьбу в концлагерях, а кто-то шел в услужение фашистам.
Попавшего в плен летчика ожидал приговор своей же родной страны: «имея на руках личное оружие, сдался в плен и этим изменил Родине». За это статья 58-1 предусматривала неизбежные 25 лет заключения с последующей высылкой в отдаленные места.
Это не было выдумкой ни геббельсовской пропаганды, ни власовских эмиссаров. Это, к сожалению, была горькая правда.
Михаил Девятаев, совершивший знаменитый побег из плена на захваченном немецком бомбардировщике He111Н-22, был приговорен, так же как и 11 спасенных им товарищей.
Но все же в этом случае справедливость восторжествовала. Летчика-героя и его товарищей по несчастью освободили досрочно, благодаря личному заступничеству одного из основателей советской ракетной программы главного конструктора ОКБ-1 Сергея Павловича Королева. Ведь Михаил Девятаев угнал не просто немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111», а секретный носитель крылатых ракет Fi-103 «Фау- 1».
Так что вербовщикам РОА генерала Власова и немецких эмиссаров абвера, вермахта и люфтваффе в некоторых случаях не составляло никакого труда переманить на службу бывших летчиков РККА. А среди них были и довольно опытные воздушные бойцы, прошедшие Испанию, Халхин-Гол, Финскую войну.
Но все же особое значение придавалось «идейным» антисоветчикам, таким, например, как уроженцы Прибалтики или Западной Украины, областей, сравнительно недавно вошедших в состав Советского Союза. Фамилии Сишко, Киевский, Пьянчук, Олийнык[53] говорят сами за себя.
Именно к такой категории относился и Евгений Омельченко. Родом он был из Дрогобыча и до прихода советской власти батрачил на польского пана-помещика. После того как Лемберг стал Львовом, жизнь простых людей изменилась, но отношение к новой власти стало еще хуже.
Парадоксально, но учась за счет Советского Союза, получая возможности для развития, Евгений Омельченко и многие его сверстники этот же самый Советский Союз и ненавидели. Ненавидели за его необъятность, за масштабность замыслов, которые не шли ни в какое сравнение с обывательским «раем». Ненавидели за то, что нужно элементарно работать, чтобы чего-то достичь. Гораздо проще было обвинять не важно кого — Речь Посполиту, или Имперскую Россию, или Великую Красную империю — СССР, во всех грехах и втихую завидовать, осознавая свою ничтожность. Ну, а если к этому прибавить умелую
