лабиринта, и меня просто засосало в него сильным потоком воздуха. Я полетел стремительно по тайным переходам лабиринта, высматривая Минотавра. Но его нигде не было видно. Он, наверно, опять где-то прятался. Я почувствовал необыкновенную легкость, уверенность и силу. Но чудище на этот раз превзошло самого себя в изобретательности. Минотавр надел сразу на себя бессмертную маску Вельзенда. Он загородил от меня своим могучим торсом меч Кольвера. Видя, что я не могу с ним никак справиться, он начал насмехаться и наскакивать на меня. И тогда мне пригодилась домашняя заготовка. Я подбежал к чудищу и ловко надел ему на голову шар с нарисованным клоуном. Минотавр мгновенно лишился своего шарма. Тычется во все углы, а шар с клоуном с головы сорвать не может. Тот, словно прилип к бессмертной маске своего повелителя. Значит, подлянку для него делает, а для меня, наоборот, доброе дело. Овладел я мечом и снес с плеч Минотавра его бестолковую голову. И когда совершил этот подвиг, понял, что завершились мои девять кругов Ада.
Глава тринадцатая
Верочкины родители читают мой дневник
Родители Верочки Клюге во время Великой Отечественной войны воевали на Ленинградском фронте. Теперь они были ветеранами и носили с гордостью заслуженные ордена и медали.
Капитолина Владимировна относилась ко мне неплохо. Именно она подарила мне дорогой отрез на костюм. Но, когда я сшил костюм у знакомого закройщика, Георгий Генрихович, отец Верочки Клюге, предупредил меня, что скоро лупить меня начнет. Однако мы жили очень дружно.
Во время войны Георгий Генрихович служил в разведке. Он воевал на самом горячем участке Ленинградского фронта – на Синявинских высотах, где его тяжело ранило в ногу. После боя немцы пошли цепью добивать наших раненых. Клюге лежит раненый и видит, что немцы приближаются. А спрятаться негде: на склонах растут лишь куцые сосенки. Притворился он мертвым. И ему повезло – немецкие солдаты прошли мимо. Время года было зимнее, морозное. Окоченел Клюге. А когда немцы ушли со склона, покатился он вниз. Только мелькали перед глазами земля и небо, земля и небо. Так добрался он до дороги, где его подобрали наши бойцы. Отвезли Георгия Генриховича на полуторке в медсанчасть и положили на операционный стол. А раненая нога-то примерзла. Пришлось сапог разрезать. Подлечили его в госпитале, но хромота осталась. Ранен он был в колено, и в нем, под коленной чашечкой, выросли шипы. Оттого он и хромать стал. Но вернулся опять на Синявинские высоты и угодил в самое пекло – на Невский пятачок. Немцы танки в бой ввели. И так уж вышло, что пополз на Клюге танк, того и гляди раздавит. Ноги его танком к груди прижало – не продохнуть. Но тут наши артиллеристы подбили танк прямой наводкой, сохранив жизнь русскому немцу. Клюге уцелел, но вылезти самостоятельно из-под немецкого танка не может. Разведчики саперными лопатами сами выкопали своего командира. А он первое время стоять на ногах не мог: ноги танком так придавило к груди, что все шипы коленной чашечкой срезало. И перестал он хромать окончательно.
Вот такой доверительный разговор состоялся у меня с Георгием Генриховичем. Сложный это был человек. Относился ко мне по-разному, а тут взял и подарил мне свой офицерский ремень, с которым всю войну прошел.
Но однажды тесть с тещей зашли на Торжковскую, когда нас с Верочкой дома не было. Заглянула Капитолина Владимировна в секретер и наткнулась на мой дневник.
– Что это? – спросила она мужа. – Нет, ты только послушай.
Прочитали они внимательно о моих достижениях и пришли в ужас. Тут же позвонили Верочке на работу и срочно попросили ее приехать. Верочка приехала и попала из огня да в полымя. Она никогда не видела своих родителей такими расстроенными.
Прежде всего Верочка прочитала мой дневник. А так, как она была наивна и чужда всяким новациям, то тоже пришла в ужас.
И начали родители Веры уговаривать дочь развестись со мной. Но Верочка ни в какую.
– А какие у вас будут дети, если они появятся? – строго заметил Клюге. – У тебя заболевание по женской части, у него, как видно из его записей, психика не в порядке.
От таких вопросов, которые мог задавать только немец, у Верочки потекли слезы. Но Капитолина Владимировна начала очень грамотно успокаивать дочь, сказав Верочке, что они нового мужа подберут ей. И подберут его по военному билету, чтобы зять был без изъяна.
– Дайте мне хоть институт закончить, – попросила Верочка.
– Никаких институтов! – категорично возразил тесть. – Или развод, или срочно переезжай на Школьную, в однокомнатную квартиру. Тянуть с этим больше нельзя. А вдруг твоего муженька комиссуют, и у него появится возможность претендовать на твою жилплощадь? Ты такие вещи понимать должна.
– Но мне без его помощи не закончить учебу! – расплакалась Вера.
– Ну хорошо! – согласился Клюге. – Переезжай на Школьную. Это – однозначно. Заканчивай учебу, тебе, вроде, полгода осталось. А там разведетесь!
– Хорошо, папуля! – согласилась Верочка, и ее расстроенные родители уехали.
Так нам с Верочкой пришлось в срочном порядке переехать на Школьную улицу. А у меня в то время было приподнятое настроение. Совсем недавно я разгадал тайну «Двух точек» и теперь пользовался горизонтальными и вертикальными колебательными системами для регулировки устойчивой работы своего интеллекта. Мог ли я считать себя человеком будущего? Думаю, что еще нет. Я не очень много знал. Не читал ничего о знаменитом эксперименте А.И. Мещерякова на слепоглухонемых детях, который приведет их, как и меня, к невиданному духовному и интеллектуальному расцвету. Да, мне предстояло еще многое узнать и, тем не менее, я был уже победителем.
Когда я вошел в наше новое жилище, Верочка сидела на диване с красными от слез глазами. Но фигурка у нее была замечательная.
– Что случилось, моя дорогая? – непринужденно спросил я.
– Родители прочли твой дневник! Неужели ты не мог его надежней спрятать? – напустилась на меня любимая.
– А зачем его прятать? – усмехнулся я, – там нет ничего криминального.
– Но ты там пишешь такие вещи, которые с нормальными людьми не случаются.
– А где сейчас мой дневник? – спросил я, обнаружив, что его нет на месте.
– Я выбросила его, – усмехнулась Вера, – он лежит в мусорной корзине.
Ни слова не говоря, я пошел на кухню, достал дневник из мусорной корзины. Он был весь разорван. Я собрал его по листочкам и засунул обратно в мой секретер.
– Вот уж не думала, что за Павку Корчагина вышла замуж.
– Бери выше! За Николая Островского!
– Тоже мне герой нашелся.
– В жизни всегда есть место подвигу!
– Не смеши меня. Это же тема для сочинения по литературе.
– Пусть так, но я совершил грандиозный подвиг. Я не знаю, долго ли буду таким. Но я хочу все время стремиться к совершенству.
– Послушаешь тебя одно, а прочитаешь твой дневник другое.
– А не надо чужие дневники читать!
– Хорошо, милый. Но ты поможешь мне с курсовым проектом?
– Конечно, помогу! – тепло сказал я. Помирившись, мы пошли пить чай на кухню.
Не знал и не догадывался я, что Верочка решила со мной развестись. И даже не столько она сама, сколько по желанию ее родителей. Виной всему был мой разорванный дневник. Впрочем, мне не на что было сетовать. Праздник любви продолжался. Я не думал, что он затянется на пять-шесть лет. За эти годы я значительно поумнел. Собственно, с каждым кругом Ада я становился умнее. И теперь вполне мог начать новую жизнь. Оставить Верочку Клюге я не хотел, но мне необходимо было поговорить с ней о многом. Но в это мгновение Вера неожиданно начала разговор, который доказал чистоту ее чувств и полную ко мне преданность.
– Неспокойно у меня вот здесь, – сказала женушка, показывая на роскошную грудь. – Что это – понять не могу. Ощущение такое, словно нависла над нами тучка грозовая.
– Это из-за моего дневника? – тут же догадался я. – Однако пойми, что погода в Питере переменчивая.
