- Красота, что и говорить, - отозвался на это Гильчевский. - Важно только, чтобы не вскочила эта красота нам синяками да кровоподтеками.
План наступления на линию обеих рек был составлен им так, как будто в его распоряжении были снова все четыре полка: 6-й Финляндский заменил 404-й, и его, как совершенно свежий, он направил на Торговицу, предполагая там сопротивление австрийских арьергардов.
Два первых полка своих он пустил на реку Стырь, чтобы обезопасить свой правый фланг и иметь их под рукою для форсирования Иквы, за которой, как донесли разведчики, тянулись позиции противника.
- Мосты на Стыри и мосты на Икве, - вот первейшее и главнейшее, что надобно вам занять, - говорил Гильчевский, напутствуя Ольхина и своего командира первой бригады. - Если допустите мадьяр сжечь мосты, то...
Договаривать, конечно, было излишне.
С 403-м полком, идущим непосредственно за 6-м Финляндским, ехал сам Гильчевский. Он, правда, облюбовал для штаба так же, как и Новины, чешскую колонию Малеванку, но не заезжал туда; он и небольшого дела не умел доверять кому бы то ни было, а тем более не хотел быть вдали от того серьезного, что ожидало его дивизию в этой многоводной, болотистой и лесистой местности, хотя на взгляд туриста она и была красивой.
Зелень деревьев была молодая, нежная, пышная; зелень трав в лесу буйная, - и Гильчевский говорил дорогой, дыша полной грудью:
- Эх, хорошо бы тут 'под сенью лип душистых' водчонки тяпнуть да вяленой воблой закусить... или копченой кефалью!.. Есть любители или той или другой из этих рыбок, а я, признаться, и ту и другую люблю одинаково пылко.
- Да, маевочку бы тут не плохо сочинить, - места подходящие, - вторил ему Протазанов.
- Можно бы даже и полевую кашу сварить, - с раками! Тут, я думаю, раков бездна... Кстати, слыхал я что-то такое в детстве: 'Через Тырь в монастырь' и не понимал, что это за 'Тырь', а теперь вполне уверен, что не Тырь, а именно Стырь, к которой мы с вами едем... Уцелела, значит, в народе только рифма, а 'С' отлетело и смысл тоже испарился...
Как раз в это время дружно заговорила артиллерия на подступах к Стыри, и Гильчевский умолк: он подмигнул Протазанову и послал своего серого в сторону все разгоравшейся с каждым моментом пальбы.
Хотя ехать прямиком через лес было бы гораздо проще и ближе, но в стороне, правее от дороги, Гильчевский заметил широкую луговину, переходившую в лесную поляну, которая могла вывести если не к реке Стыри, то куда-нибудь на открытое место, откуда было бы видно, что впереди происходит.
Около версты было до этой поляны, а разговор пушек становился все внушительнее, хотя действовала только легкая артиллерия с той и с этой стороны. От нетерпенья Гильчевскому показалась уже нелепой его затея объезд леса, но зато на поляне ждала его нечаянная радость: как раз в одно время с ним, только с другой стороны леса, на ту же поляну выходила первая рота 404-го полка, и впереди роты ехал верхом командир полка полковник Татаров.
Это был образцовый командир, так же как и полковник Николаев, спокойный перед боем и неспособный теряться в бою. И внешность у него была внушающая доверие солдатам: солдаты не любили командиров жиденьких, - это давно приметил Гильчевский. 'Какой из него командир - так вообще стрюцкий какой-то!..' Татарова даже и в шутку никто не назвал бы 'стрюцким', - он был основательный человек во всех смыслах. И то, что он никогда не горячился и в обращении со всеми был ровен, очень к нему шло.
Не успел еще удивиться и обрадоваться в полную меру, увидев его, Гильчевский, как он уже подъехал к нему с рапортом:
- Ваше превосходительство, по приказанию командира корпуса командуемый мною полк откомандирован из сто пятой дивизии.
- Откомандирован? Очень хорошо! Прекрасно! Здравствуйте, дорогой! Я очень рад! - и Гильчевский даже обнял Татарова, точно не видел его целый год. - Совсем как блудный сын: пропадал и нашелся!
- Где прикажете расположить полк? - спросил Татаров.
- Был бы на месте полк, а уж расположить его есть где!.. Здорово, молодцы! - крикнул Гильчевский в сторону первой роты, но на приветствие своего начальника дивизии отозвалась и показавшаяся на поляне вторая рота.
- Ну, с такими молодцами нам уж австрийские укрепления не страшны! ликовал Гильчевский, который готов был простить все грехи своего комкора за то только, что вся дивизия теперь снова в сборе, - 'в кулаке'.
Тем временем канонада в стороне Торговицы начала утихать. Гильчевский указал Татарову место расположения полка, а сам с Протазановым поскакал по направлению к Торговице.
- Мост, мост, - вот что важнее всего! - повторял он на скаку. - Не успеют сжечь, - могут взорвать, отступая! Тогда пропало дело!
Артиллерийская пальба совсем почему-то затихла, ружейная тоже, хотя и доносилась, но была какая-то вялая. Наконец, с опушки рощи, в которой австрийцы, как с первого взгляда решил Гильчевский, начали было рыть окопы, но бросили, не успев закончить, уж видно стало все местечко и белую церковь с синими разводами.
Местечко лепилось очень кучно на холме и без того высокого здесь берега Иквы, а церковь оказалась как-то не по местечку велика - тем более, что большинство жителей в нем были евреи. На узеньких уличках его везде виднелись русские солдаты.
К местечку пришлось подниматься в гору, зато от церкви широкий разостлался кругозор: долина Иквы, река, мост через нее, который был целехонек и уже охранялся стрелками, лес на другом берегу, более низком, чем этот, дорога в нем, а главное - по этой дороге тянулись отступающие австрийцы совершенно безнаказанно.
- Батарею, батарею сюда! - закричал Гильчевский. - Как же можно дать им уходить, точно с парада? Обстрелять сейчас же!
Полубатарея - четыре горных орудия - нашлась поблизости и подскакала к церкви, где стоял Гильчевский. Орудия установили без всякого прикрытия, лишь бы успеть послать в ряды уходящих хоть несколько десятков гранат.
Но мадьяры оказались не так беззащитны, как думалось Гильчевскому. После первых же трех залпов полетели снаряды противника в церковь и пробили в ней стены.
Щебнем, посыпавшимся вниз, засыпало орудия. Сам Гильчевский едва успел отскочить в сторону. Пришлось тут же оттащить и орудия и поставить их в укрытое место.
- Эге-ге, да у них там, на другом берегу, основательные укрепления, говорил Гильчевский Ольхину, разглядывая в цейс противоположный берег Иквы.
- Я уж навел справки у местных жителей, когда они выбрались из погребов и обрели дар речи, - живо отозвался на это Ольхин: - линия укрепления там еще с прошлого года.
- Вот видите, как! А проволока? Сколько рядов?
- Насчет проволоки допытаться не мог, - не знают. Ведь укрепления были брошены и только теперь заняты вновь.
- Натянули, я думаю... Но почему-то незаметно: очень высокая трава там.
- Хлеба, а не трава!
- Ночью произвести разведку позиций противника, - тоном приказа сказал Гильчевский, и Ольхин ответил на это, подняв руку к козырьку фуражки:
- Слушаю, ваше превосходительство!
- Хлеба? Да, кажется, действительно хлеба, - смотря в бинокль, говорил Гильчевский. - Озимая пшеница... Жаль. Завтра от нее там мало что останется: завтра все эти позиции мы должны взять... вместе с мадьярами.
II
Окопная война, если она затягивается надолго, отучает солдат и офицеров и их начальство всех степеней от войны маневренной.
На сотни, даже на тысячи километров тянется сплошная стена подземных казарм и укреплений, соединенных между собой и с ближайшими тыловыми блиндажами и землянками ходами сообщений в земле, и вся эта длиннейшая цепь искусственных пещер сравнительно безопасна, и 'локоть товарища' в них
