изображений высокие деревяшки, воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: «О, мой господин, я приехал из отдаленной страны, и со мною девушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур», пока не сообщит (не упомянет) всего, что привез с собою из своих товаров – «и я пришел к тебе с этим даром»; – потом оставляет то, что (было) с ним, перед этой деревяшкой, – «и вот, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами, и чтобы (он) купил у меня, как я пожелаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу». Потом он уходит. И вот, если для него продажа его бывает затруднительна и пребывание его задерживается, то он опять приходит с подарком во второй и третий раз, а если (все же) оказывается трудным сделать то, что он хочет, то он несет к каждому изображению из (числа) этих маленьких изображений по подарку и просит их о ходатайстве и говорит: «Это жены нашего господина, и дочери его, и сыновья его». И не перестает обращаться к одному изображению за другим, прося их и моля у них о ходатайстве и униженно кланяясь перед ними. Иногда же продажа бывает для него легка, так что он продаст. Тогда он говорит: «Господин мой уже исполнил то, что мне было нужно, и мне следует вознаградить его». И вот, он берет известное число овец или рогатого скота и убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и бросает перед этой большой деревяшкой и маленькими, которые (находятся) вокруг нее, и вешает головы рогатого скота или овец на эти деревяшки, воткнутые в землю. Когда же наступает ночь, приходят собаки и съедают все это. И говорит тот, кто это сделал: «Уже стал доволен господин мой мною и съел мой дар».
Ибн Фадлан описывает и супруг этих купцов-«русов», чей костюм очень похож на тот, что описан в главе 3:
«А что касается каждой женщины из их числа, то на груди ее прикреплено кольцо или из железа, или из серебра, или меди, или золота [«черепаховидная» брошь?], в соответствии с (денежными) средствами ее мужа и с количеством их. И у каждого кольца – коробочка, у которой нож, также прикрепленный на груди. На шеях у них (несколько рядов) монист из золота и серебра, так как если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене одно монисто (в один ряд), а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые у него прибавляются, прибавляются в виде (одного) мониста у его жены, так что на шее какой-нибудь из них бывает много (рядов) монист. Самое лучшее из украшений у них – это зеленые бусы из той керамики, которая находится на кораблях. Они (русы) заключают контракты относительно них, покупают одну бусину за дирхем и нанизывают, как ожерелья, для своих жен».
О мужчинах Ибн Фадлан пишет, что они красивы и высоки, как фиговые пальмы, но при этом у них отвратительно грязные привычки. Их правитель живет в крепости, и его окружает стража из 400 воинов и гарем из 40 девушек. Ибн Фадлан долго описывает их погребальные обряды, о которых мы подробно расскажем в главе 9. В рассказах этих мусульманских авторов прослеживается удивление и любопытство, с которым люди, принадлежавшие к передовой цивилизации, разглядывали тех, кого считали варварами, однако в целом у нас возникает достоверное представление о жизни скандинавских купцов, торговавших в России.
Богатство, приобретенное на Востоке, шло обратно в Швецию в форме серебра: в различных частях Скандинавии до сих пор было найдено около 85 000 арабских и около 500 византийских монет. Почти все они датируются IX–X веками. К концу этого периода серебряные рудники Багдадского халифата истощились, и последующие экономические трудности положили конец шведской торговле с арабами. Вместо этого скандинавы стали все больше и больше торговать с Германией, где только начали разрабатывать серебряные руды в горах Гарца. В Скандинавии нашли около 70 000 германских монет, которые датируются концом X века – XI веком. В тот же самый период появились тысячи английских монет, но это не столько результат торговли, сколько данегельд, который собирали викинги, и плата, полученная дружинниками на службе у Свейна и Кнута.
С монетами викинги не обращались как с настоящей валютой: их просто принимали на вес. Чтобы уплатить небольшие суммы, многие монеты рубили пополам или на четвертушки. Монеты входили в состав кладов наравне с серебряным ломом (серебряными кольцами и украшениями, разрубленными на произвольные куски) и с брусочками-разновесами. Серебро могло находиться в обращении вне зависимости от формы: все можно было сломать или переплавить так, как это было удобно. Серебряный лом уже давно стал устоявшимся средством оплаты.
В погребениях часто находят весы и гири. И это естественно: в них нуждались не только купцы, отправлявшиеся в дальнюю дорогу, но и те, кто оставался дома: охотники, ремесленники, крестьяне, видимо, использовали такие весы, продавая свой товар заезжим торговцам или отправляясь на местный рынок. Скандинавская экономика основывалась уже не на одном натуральном обмене или уплате скотом. Особенно интересны тонкой работы складные бронзовые весы: они, возможно, делались в Ирландии и были очень популярны в Норвегии: здесь найдено около 40 комплектов, нередко тщательно упакованных в коробку, кошелек или в круглые бронзовые или медные футляры (рис. 53). На одном наборе из Сигтуны в Швеции была надпись, которая гласила, что владелец весов приобрел их у одного человека в Самландии (богатая янтарем область Восточной Пруссии). Надпись заканчивалась двумя стихотворными строчками, в которых хозяин, видимо, хвастается, что убил вора и бросил его тело воронам: «Птица разорвала бледного вора, видел я, как жиреет падальщица-кукушка».
Диаметр чашек составляет всего 2–3 дюйма: использовались небольшие единицы веса. Одна из широко распространенных систем была основана на трех единицах: эртог (8,67 г), эре (24,55 г) и марка (204 г). Подлинные гири, обнаруженные в Хедебю, близко соответствуют теоретическим весам эртога и эре. Среди других гирь – несколько «двойных эре» (в среднем 49,5 г) и две «полмарки» (примерно 100 г). Очевидно, если у человека кошелек переполнялся мелкими кусочками монет и обломками колец, он мог их переплавить и отлить из них аккуратные брусочки, соответствовавшие стандартным весам. Можно добавить, что нечестным людям иногда удавалось расплачиваться брусочками, которые были железными и лишь покрыты тонким слоем серебра.
Товары на дальние расстояния всегда переправляли по воде – по морю или по речным сетям; однако существовала и местная торговля, пути которой проходили по земле. Многие широко распространенные местные изделия, например определенные типы брошей или браслетов, настолько похожи друг на друга, что должны были быть продуктами массового производства: их изготовляли в определенных центрах и продавали на местных рынках. Весьма вероятно, что ремесленники и мелкие торговцы путешествовали по стране – как, например, владелец великолепно оснащенного сундучка с инструментами (рис. 54), обнаруженного на Готланде: он, очевидно, был как кузнецом, так и плотником, чинил котлы и делал замки и коровьи колокольчики, которые носил с собой на продажу.
В некотором смысле зима была самым лучшим временем для путешествий: реки и болота замерзали, а снег делал склоны холмов гладкими. Широко использовались лыжи и снегоступы. Существовали также костяные коньки, которые подгоняли по ноге: человек мог скользить по льду с помощью заостренной палочки, даже не поднимая ног. Много таких коньков было найдено в Бирке. Нередко находили и шипы для ходьбы по льду, которые можно было приладить к обуви. Очевидно, в Бирке жизнь зимой не замирала: действительно, когда озеро и подходы к нему замерзали, она становилась прекрасным местом для зимнего рынка в самый сезон мехов.
Зимой товары можно было перевозить на санях. Множество саней обнаружено в погребениях там, где структура почвы могла сохранить дерево (см. вклейку); в других погребениях сохранились тяжелые крюки, с помощью которых их запрягали. Обычно сани тянула пара лошадей, подковы которых были снабжены шипами. Корпус саней был очень свободно присоединен к полозьям. В Усеберге некоторые сани можно было поставить на другие полозья, а иные не подходили к полозьям, вместе с которыми они были найдены. Высказывалось предположение, что один и тот же корпус можно было присоединить к раме с колесами летом и к полозьям зимой, а может быть, даже и поднять на лодку, если часть путешествия приходилось проделать по воде.
Летом основным средством передвижения оставались лошади: на них ездили верхом, запрягали в
