секретарши. Ее лицо едва не касалось моего.
— Кэт, ну как вы можете?!
— Шеф!..
— Замолчите!
— Шеф, там…
Голос ее дрожал процентов на тридцать от страха.
— Что случилось?
— Там!..
— Что-то пропало?
— Ничего не пропало! Наоборот… Кое-что лишнее!
— Ох!
— Шеф!
— Ну что лишнее?
— Палец! Палец ноги!
Я снова закрыл глаз.
— Кэт, я не люблю глупых шуток!
Моя секретарша не сдавалась.
— Его схватила собака… Грызет и тащит… Ой, не могу этого видеть!
— Кого? Кого схватила собака?
— Палец!
Я засмеялся, не открывая глаз.
— Ну и что? Пусть ее прогонят… эту собаку! Или еще проще… пусть уберут ногу! Из-за этого вам не следовало бы меня…
— Не прогонят… Я не думаю, что это можно сделать… убрать ногу! Такие не в состоянии шевелить ногой или отгонять собак! Ведь это труп!
II
В вышине парил рекламный шар, призывающий нас усладить свою жизнь освежающими конфетами «Унифрикс», из транзистора ревел Элвис Пресли, какой-то малец во всю глотку звал маму, а моя секретарша поминала покойника.
— Там, — указывал ее палец, из-за чего во мне опять пробудилась тетушка Полли… Кэт не задумывалась о тетушке Полли. Для нее важнее был покойник и какая-то собака, возившаяся с чьим-то пальцем.
Я вскочил и водрузил на нос очки. Затем посмотрел в направлении, куда неприлично указывал палец моей секретарши. И похолодел, невзирая на палящее солнце.
Псина, по всей вероятности жившая под покровительством Лиги Наций, поскольку в ней соединилось по меньшей мере с десяток пород, остервенело тащила из песка палец с красным ногтем. При этом она фыркала, урчала и махала хвостом.
Я оглядел находившихся поблизости людей, особенно тех, кто сидел, лежал или стоял рядом с местом, где орудовал бесстрашный четвероногий, но никто не обращал на собаку никакого внимания. Ближайший к ней дебелый колосс в псевдоморской белой фуражке, надвинутой на левое ухо, сидел спиной к месту происшествия, создавая псине даже приятную прохладу. Увлеченный игрой на губной гармонике, которую огромными ручищами затолкал в пасть, обросшую усами и бородой, он не замечал происходящей возле него драмы. Остальные несколько тысяч отдыхающих развлекались каждый на свой лад или бессмысленно таращились в пустоту, равнодушные ко всему, что их не касалось.
Палец, с которым возилась собака, по-видимому, не принадлежал никому из окружающих. Палец был частью ноги, а нога — частью тела, засыпанного песком. Владелец пальца не реагировал на постоянные укусы агрессора и удары, которые наносила ему собачонка то правой, то левой лапой. Все говорило о том, что кусок мяса, прикрытый загорелой кожей и украшенный ярким ногтем, принадлежал кому-то, относящемуся к категории усопших. Иначе говоря — трупу.
— Я же говорила вам, что там труп! — шептала мне на ухо Кэт, судорожно впившись ногтями в мою ладонь.
Я не люблю, когда мне мешают размышлять, и еще меньше, когда навязывают выводы, к которым я прихожу самостоятельно с помощью научных методов дедукции.
— Знаю! Нечего трубить об этом всему свету! — отрезал я мрачно.
Кэт посмотрела на меня с удивлением.
— Неужели мы оставим это при себе?
— Что? Палец?
Она презрительно скривилась, что испортило ее вздернутый носик.
— Тайну! — пояснила она.
— Какую тайну?
Она указала на собачонку, которая дважды воинственно тявкнула и, вытянув хвостик, сделала стойку, вне всякого сомнения возмущенная человеческим экстремизмом.
— Папа, ну чего она так лает? — захныкал ребенок без каких-либо признаков одежды и прильнул к музыкально одаренному моряку. Тот немедленно отложил или проглотил — отсюда не было видно — свою гармонику.
— Кто, Росамунда?
— Собака… та… противная, большая, нехорошая! Я ее боюсь!
Росамунда забралась на колени к отцу, а он повернул голову, чтобы увидеть, о какой зверюге идет речь.
— Она укусит меня… — капризничала девочка, начав всхлипывать. — Прогони ее!
Заботливый отец цыкнул на собаку и угрожающе замахнулся. Но это ее нимало не смутило. Занятая пальцем, псина зарычала.
— Видишь, собачка кушает, — объяснил моряк дочери. — У нее тоже есть папочка, она не будет тебя кусать… конечно, если ты будешь хорошей, не станешь сердить папочку и мамочку и всегда будешь кушать супчик!
Ребенок все это пообещал, и моряк снова взялся за гармонику. Агрессивная собачонка была забыта. Все прочие окружающие даже внимания не обратили на драму, происходящую на Лонг-Айленде.
— Нужно сообщить в полицию! — пришел я к выводу.
— Вам, прославленному детективу?! — Кэт с удивлением посмотрела на меня. — Владельцу знаменитого агентства «Фиат-люкс» обращаться за помощью в полицию?!
— Что вы хотите от меня? Чтобы я арестовал кого-то из этих голопузых? Посмотрите, сколько их! По меньшей мере миллион!
— Хорошо, хорошо, — пошла на попятную Кэт. — И все-таки надо хотя бы идентифицировать жертву. Узнать, когда убита, как, чем! Для начала ее необходимо откопать! Не привлекая внимания, чтобы никто не видел!
Я рассмеялся и привлек внимание раскосой красотки в сине-желтом купальнике, облегавшем мелковатое, зато ладно скроенное тело и маленькие грушеподобные груди. Наши взгляды встретились, но, к сожалению, ненадолго. Я вернулся к своей секретарше.
— Здесь, на виду сотен тысяч людей? Незаметно, говорите? Смешно!
Кэт была не из тех, кто отступает.
— Вы же видите, мы здесь словно в пустыне, совсем одни. Чем их больше, тем меньше их касается происходящее вокруг. Кроме того…
Я скривился, однако на этот раз из-за того, что какой-то парень, ловя мяч, наступил на меня.
— Или, может быть, вы предпочитаете отдать славу сержанту Клею из Отдела по расследованию убийств?
