— Он вас нанял?
— Кто? — просипел я.
— Аугусто, разумеется.
— Да, миссис Коломбо, ваш супруг попросил меня о некоторых… хм… услугах и…
Я уже несколько оправился и теперь с большим вниманием, но достаточно скромно мог заглянуть в глубину декольте домашнего платья красавицы. Ситуация не изменилась, родинка находилась на прежнем месте, видимая и доступная.
— Я не миссис Коломбо, — сказала она.
Я дернулся.
— Аугусто мне не муж! — добавила она.
— Простите…
— Ладно, ладно. Не будем формалистами, Как вас зовут?
— Тэтчер. Тимоти Тэтчер!
— Тимоти? Подходящее имя для красивого молодого человека, — произнесла красавица и длинными пальцами с горящими темно-красными ногтями коснулась моего уха. Именно там, где у меня самое чувствительное место. Я инстинктивно отшатнулся.
— Меня зовут Долорес, — сказала она и приблизилась ко мне. Наши колени соприкасались. Ее колени были обнажены, и не только они.
— Долорес? Интересно…
— Что интересного в моем имени?
— Ну… Долорес, это мне напоминает Дорис, а Дорис…
— Разве это не одно и то же? Долорес, Дорис, Долли…
Она пристально смотрела мне в глаза, облизывая кончиком языка свои пухлые губки. Я почувствовал, что пора протереть стекла очков, хотя она еще и не призывала меня. Однако я не рискнул пошевелиться, чтобы не разъединить наши колени.
— О какой Дорис идет речь? Неужели в вашей жизни есть девушка с таким именем?
Этого я не мог допустить. Долорес — это… но Дорис?
— Нет, — решительно сказал я. — Дорис, которую я вспомнил, не знаю как это имя пришло мне в голову, ее на самом деле вообще не существует, вернее,
Смех оказался, откровенно говоря, слишком громким и странно прозвучал в комнате, где царила интимность, только она этого не заметила. Улыбнулась и нашла мою руку.
— Кто знает, сколько Дорис на свете, — мудро изрекла она, а я снова сжал ее ручку. Она же обе — мою и свою — переместила к себе, чуть повыше колена, на роскошную, гладкую, тронутую солнцем кожу, которая хранила его тепло. Мои пальцы попытались проверить, такая ли кожа и в других местах. Она не пустила меня дальше бедра, однако без признаков гнева в смеющихся глазах.
— Значит, Тимоти!..
— Да, Долорес, — выдохнул я.
Я опустил голову, но не дотянулся до нее. Поэтому сполз с кровати и стал на колени у ее ног, у ее красоты и прильнул к обольстительному бедру. Да так сильно, что прижал очки и приплюснул нос, однако это стоило того! Я вдыхал аромат ее тела, касался губами ее кожи, ощущал ладонями ее тепло.
Она меня не ударила и не оттолкнула. Напротив, положив обе руки на голову, притянула ее к себе, желая близости.
Я поцеловал ее, не поворачивая головы. На большее я еще не решался. У каждой игры есть свои правила, и у любовной тоже, не правда ли?
Она стала накручивать мои волосы на свой палец. Мне приятна была эта ее ласка, и я мычал от удовольствия.
— Значит, вручил тебе задаток?
— Что ты говоришь? — Я поднял голову, совсем немного, чтобы на мгновение освободить рот. — Кто вручил задаток?
— Аугусто!
— Ах да, какую-то мелочь!..
— Он по крайней мере хорошо заплатил тебе, этот жадина?
Я потянулся губами к ее губам, приоткрыв рот. Я смотрел ей в глаза весьма красноречиво.
— Разреши! — проговорил я, потому что она не собиралась ко мне приближаться.
Еще недавно мое положение меня устраивало, но теперь, когда я устремился вперед, стало сложнее. Я поднимался, упираясь локтями в ее колени. А это было не очень удобно, особенно ей.
— Ой, — вскрикнула она и опустила меня снова на колени. Ладонью потерла ногу в том месте, где я упирался.
— Я тебя кое о чем спросила, — сказала она.
— Я тебя кое о чем просил, — ответил я и двусмысленно засмеялся.
— Сколько он тебе заплатил? — повторила она.
Я выпрямился и, оставаясь на коленях, вытащил из кармана носовой платок. Очки у меня слишком запотели, и я опасался, что это помешает мне разглядеть подробности, которые мне не хотелось бы упускать.
— Итак?
— Семьсот пятьдесят!.. Мой обычный тариф!
Не знаю, поверила ли она в последнее сообщение, потому что я с некоторым запозданием возвратил очки на нос и не увидел выражения ее лица. По голосу мне не удалось этого определить.
— Насколько я его знаю, — сказала Долорес и погладила меня по щеке, — за пустяки он не дал бы и десяти долларов. Значит, наклевывается большое дело.
Я не мешал ей некоторое время гладить меня по щеке, и, когда она снова коснулась кончиками пальцев мочки уха, я застонал, а когда она медленно и, я бы сказал, нежно положила руку мне на шею, где кончаются волосы, я задохнулся.
— Что?
Я подставлял ей лицо, губы, всего себя.
— Что?
Она стала приближаться ко мне и тем самым избавила от заботы о том, как мне добраться до нее, не меняя положения. Я лишь вытягивал шею, все больше и больше выпячивал губы навстречу ей и ждал.
Она приблизилась к моему приоткрытому рту, устремленной к ней голове. Руками обхватила за шею и привлекла к себе, грудь к груди, рот ко рту. Мы поцеловались, сначала нежно, затем более страстно, смачно, задохнулись, и моя рука стала шарить по шелку, пока не обнаружила непокрытую кожу, нащупала крепкую грудь…
Очки у меня снова съехали, колени потеряли опору, я напрягся и поднялся, чувствуя ее движения, следуя за ними, склонился над ней, попытался укротить ее неугомонное тело, сгусток мышц и страсти, которое жаждало моей любви.
— Ой, — вдруг вскрикнула Долорес, отталкивая меня.
Я не сразу среагировал и продолжал свою возню, очки висели на одной дужке поперек лица.
— Не-ет, пусти! — крикнула красавица довольно внятно.
Я посмотрел на нее, ощущая, как пот струится по моей спине. Она уперлась мне в грудь руками, и наши тела разъединились.
— Что ему надо от тебя?
— Что надо? — Я еще не вернулся в реальный мир. — Кому?
— Аугусто! Аугусто Коломбо!
— Ему?
Я сел рядом с ней на кровать, хмельной, и с сожалением наблюдал, как она прикрывала платьем обнажившуюся грудь.
— Говори! — торопила она меня охрипшим голосом.
— Он хочет, чтобы я выслеживал некую особу, — пробормотал я, пытаясь нащупать ботинок, который
