поколебать противника, и это придало ему силы. Он приступил к сути.
— Вы давно с ней знакомы?
— Года два, может, чуть больше… Я познакомился с Розой в компании, сейчас уж не помню, где точно… Немного покрутился… Во всяком случае, узнал я ее через Валента, ее парня. Вы о нем, вероятно, слышали.
— А с ним давно познакомились?
— Несколько раньше. Скажем, года два с половиной назад.
— А как с ним познакомились?
— Тоже через друзей, в одном кафе, где мы тогда собирались. Он там постоянно бывал, и я тоже, сегодня поздороваешься, завтра выпьешь вместе, разговорились и сблизились.
— Что вы о нем думаете?
— Да как сказать… Вообще парень покладистый, но, когда на него найдет, может сорваться. Я думаю, он страдает от каких-то комплексов, что-то такое в нем определенно есть… Вечно хочет что-то кому-то доказать, убедить в своей порядочности и в то же время прикидывается, будто ему плевать на чужое мнение… Вы, наверное, знаете таких типов.
— Вы с ним регулярно встречались?
— В основном да. Пока он не уехал в Германию.
— А как часто встречались?
— Когда как. Иногда ежедневно, иногда не виделись по месяцу, как получится.
— А что делали, когда встречались?
— Ничего особенного. Как все. Посидим в компании, выпьем, перекинемся в картишки, вместе мотанем за город, ну как обычно.
— А часто он приводил Ружицу?
— Не очень. У нас была в основном мужская компания, девчонки, если и появлялись, — случайные, сами знаете, как это бывает, а Ружицу он считал своей постоянной, ну и…
— Значит; вы ее видели редко?
— Да.
— Так было всегда?
— Нет. Пока он не уехал в Германию.
Гашпарац почувствовал, что наступил решающий момент и вопросы надо задавать особенно осторожно, иначе человек замкнется. Он пробовал представить, как допрос повел бы сам, и не мог ничего придумать. Штрекар же знал, как надо вести беседу.
— И как это получилось?
Вопрос был поставлен удачно. Собеседник почувствовал облегчение и ответил совсем естественно:
— Как-то само собой. У меня были дела с предприятием, на котором она работала, потому что я помогаю в делах отцу — ювелиру, ну, бывал там, встретил ее, поговорили: как жизнь, что нового, сходили в кино, не одни — с нами был еще кто-то, потом стали встречаться чаще, так и пошло.
— И часто виделись?
Гашпарац почувствовал, что и этот вопрос удачен: Штрекар вел главное, и это было разумно.
— Раз или два в неделю.
— Встречались одни?
— Чаще да.
— Вы ухаживали за ней?
Молодой человек подумал, вздохнул и сказал просто:
— Да.
— И имели успех?
— Переменный.
— Что это значит?
— Да так. Иногда мне казалось, что она бросит Валента и будет со мной, а другой раз — наоборот… Все было очень непросто: Валентом, его комплексами, ревностью, его странным поведением она была сыта по горло, а с другой стороны, знала его с детства и потому не решалась порвать. Думаю, она чувствовала за него какую-то ответственность, боялась, если бросит, он пропадет. Как будто он бы и так не пропал.
— Вы были влюблены в нее?
— Не знаю. Мне она нравилась, была симпатична. Я думал, любовь придет со временем.
— А что было, когда Валент приезжал из Германии?
— Тогда мы не виделись. Хотя, я думаю, он знал, что мы встречаемся.
— И что говорил?
— Мне — ничего. Да насколько мне известно — и ей тоже.
— Вас это не удивляет?
— Да, в какой-то мере. Но такой уж он человек.
— Вы не боялись, что он что-нибудь предпримет? Даже когда вместе встречали его в аэропорту?
— Откуда вы знаете? Он вам рассказал? И тогда ничего не случилось. Он делал вид, что все в порядке вещей.
— Именно в тот раз вы снимались?
— Снимались? Ах да вспомнил, фотографировалась Ружа, я ее уговорил.
— А зачем?
— Не знаю, так захотелось… Наша связь в будущем представлялась мне неопределенной, а может, и вообще у нее не было будущего, потому что мы… Понимаете, между нами ничего не было… Вот мне и захотелось иметь ее карточку.
— Вы видели когда-нибудь ту фотографию?
— Нет. Роза мне сказала, что сама возьмет ее у фотографа, но так никогда мне ее и не показала. Вообще-то мы с ней больше и не виделись, может, раз или два, потому что Валент окончательно вернулся.
Штрекар сделал паузу. Подошла очередь главного вопроса, и он уже висел в воздухе. Инспектор как будто специально тянул, сбивая собеседника с толку.
— Где вы находились в тот вечер, когда была убита Роза?
— Я возвращался из Триеста. Ездил туда по делам.
— Кто-нибудь был с вами?
— Нет, в машине я был один.
— Когда вы приехали в Загреб?
— Около полуночи.
— Может кто-нибудь это подтвердить?
— Нет. Всю дорогу я был совершенно один.
Штрекар вздохнул; глядя прямо в глаза юноше, он спросил:
— Вы понимаете, что это значит?
— К сожалению, понимаю. Это значит, что я могу подозреваться в убийстве.
XVI
Следующий день не обещал ничего нового. Была суббота, и Гашпарац остался дома. У него вошло в обычай по субботам дорабатывать отложенные документы, и он, собрав их, ушел в кабинет. Но дело не клеилось. Ему не давала покоя мысль, как мало они знают, он не находил себе места и горел желанием узнать что-нибудь новое. Как это сделать, не представлял. Только теперь он понял, какую совершил ошибку, не составив план действий на нерабочий день, когда все значительно сложнее, чем в будни: целую неделю люди сидят в учреждениях или дома, а по субботам куда-то исчезают. Поэтому если хочешь что-то предпринять или с кем-то встретиться в субботу, нужно заранее решить, как действовать; а Гашпарац не
