— Кому понадобилось убивать Юлиану?
Я ожидал, что он продолжит свои размышления вслух, но он умолк, застыв в неподвижности. Однако я был уверен, что за внешней апатией крылась лихорадочная работа мозга. Следующие несколько минут показались мне вечностью. За соседним столом, напоминая восковую фигуру, сидел Веселица. Пожелтевшее лицо, окаменевшая поза говорили о том, что он заблудился мыслями где-то далеко, откуда не желал возвращаться.
Я услышал шепот Прпича. И снова он обращался скорее к себе, чем ко мне:
— Странно все-таки! Надо, чтоб все произошло именно в день годовщины моей свадьбы!
— Что? Годовщина вашей свадьбы? — Я насторожился.
— Сегодня ровно пять лет, как мы с Катицей обвенчались. Я пригласил ее поужинать, и она вот-вот должна прийти. — Он усмехнулся: — Потому я и надел новые ботинки, не из-за футбола же. Под комбинезоном у меня выходной костюм… Я и букет роз купил, и подарок — три метра шелка на летнее платье… Черт знает, кому все это понадобилось!
Интересно, что еще мне придется услышать?!
— Вы знали, что сегодня проедет Ромео?
— Черта с два! Если б знал, отпросился бы с работы и поехал с Катицей в город… Вот беда! Что-то она скажет, когда приедет? Ее ко мне не пустят!
— Почему?
— Ну, я же арестован, все мы арестованы, и чтобы ни о чем с ней не могли договориться…
— Мы все арестованы? — переспросил я, не очень в это веря.
— Все! Пока не докажем, что невиновны.
— Но кто-то из нас…
— Кто-то свою невиновность доказать не сможет. А мне труднее всех. Когда Сенечич спросил, не я ли убил Ромео, я ответил: «Нет, хотя у нас с ним были свои счеты!» И Юлиану не убивал. Я ее и не знал, у меня не было причин убивать ее. Но у кого-то были. Шею бы свернул тому…
— Вы все сказали Сенечичу?
— Все? — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Все, что и вам. А совсем все мне и самому неизвестно! Многое из того, что я ему сообщил, Сенечич знал. Еще я сказал, что жду Катицу, чтобы отпраздновать годовщину свадьбы…
— Он не спрашивал, заметили ли вы, находясь у бензоколонки, что-нибудь подозрительное — положим, поблизости от мотеля?
— Спрашивал. На то он и хороший следователь!
— Что же вы ответили?
Прпич помолчал, разглядывая меня.
— Хотите мне помочь? — спросил он наконец.
— Я верю вам. Если в моих силах, помогу.
— И вы под подозрением? — В его глазах блеснула веселая искорка.
— Полагаю. — Я ободряюще улыбнулся.
— Видите ли, у меня было много работы, мне некогда было бездельничать и глазеть по сторонам… — Прпич явно тянул время.
— Вы так и сказали Сенечичу?
— Нет! Я рассказал ему о том, что, по-моему, имеет отношение ко всем этим событиям… — Он опять задумался, очевидно решая, довериться мне или нет. — Я сказал, что видел, как Ромео шел к своему рефрижератору.
— Когда вышел из мотеля?
— Нет, он появился с западной стороны мотеля.
— Что вы хотите этим сказать?
— Бензоколонка находится у правого крыла здания. Со стороны Загреба, значит. Ромео появился справа, прошел мимо меня, как ни в чем не бывало, подмигнул и подошел к своему рефрижератору. Кажется, он слегка прихрамывал.
— И?
— Я видел, как он встал на подножку, открыл дверцу и забрался в кабину.
— Когда вы его видели?
— То есть в котором часу? Точно не знаю — наверное, где-то в середине первого тайма.
— Не до начала матча?
— По-моему, уже после того, как венгры забили нам гол; знаете, на бензоколонке есть транзистор…
— Это все?
— Еще я видел, как выходил толстый немец.
— Он ходил в автосервис узнать насчет своего «мерседеса», это мне известно.
— Но вначале он направился к машине Ромео…
— Что вы сказали?
— Что сказал, то и повторю. Однако я не знаю, подходил ли он к ней. Подъехала колонна болгарских рефрижераторов и все загородила. По правде говоря, у меня не было причин следить за чьими-либо передвижениями.
— Вы видели еще кого-нибудь?
— Вас! — Прпич усмехнулся. — И Веселицу.
— Я постоял на пороге…
— И вас, и Веселицу я видел у дверей. Вернулись ли вы в мотель или куда-то еще направились — этого я с уверенностью сказать не смогу.
— А Веселица?
— Кажется, он сразу вернулся в ресторан. Но и в этом я не могу поклясться. — Он пожал плечами. — Не возьму грех на душу.
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Кто я такой, чтобы кого-нибудь подозревать! Пытаюсь спасти собственную шкуру, а не знаю как… — Он помолчал, пристукнул стаканом по столу, отпил глоток пива и вытер губы ладонью. — Видите ли, подъезжало много машин. Может, кто-то подъехал и, убив Ромео, скрылся.
— А Юлиана?
— Это-то меня и смущает. Не улавливаю связи.
— Однако она существует!
— Есть некая таинственная связь… — продекламировал поэтически настроенный Прпич.
— Да, — согласился я. — И когда тайна раскроется, мы увидим, что были близки к ее разгадке.
— Знаете, у меня есть кое-какое образование. — Он усмехнулся. — Экономист с бензоколонки! Но по природе своей я очень привязан к земле — крестьянское дитя. Земля по-настоящему справедлива и с одинаковой любовью принимает всех в свои объятия… У меня предчувствие… то есть мне кажется, что последует продолжение…
Я недоверчиво взглянул на него.
— Вы думаете, на очереди кто-то из нас?
— Думаю, — грустно признался Прпич. — И хочу, чтобы это был я: уж тогда бы наверняка была доказана моя невиновность!
— Откуда такие мрачные мысли?
— Предчувствие — как у старой бабки! И оно мне подсказывает, что следователь Сенечич опять вызовет меня первым на допрос.
— Прпич, — я дотронулся до его плеча, — как вы полагаете, что понадобилось Ромео за мотелем?
— Не знаю, может, хотел взглянуть, как колосится пшеница! Не знаю, правда, не знаю.
В гостиную вошел милиционер, приблизился к нашему столу и пригласил Прпича к следователю. Поднимаясь со стула, Прпич торжествующе взглянул на меня, будто хотел сказать: «Что я вам говорил!», но не произнес ни слова, только махнул рукой и зашагал впереди милиционера.
