поговорив начистоту. И все-таки… все-таки Линли молил судьбу об отсрочке и, заворачивая за угол, надеялся увидеть в темных окнах знак того, что такая отсрочка дарована.
Судьба осталась глуха к его мольбам. Не только вход в дом был ярко освещен, но и из окон кабинета Сент-Джеймса на кованую ограду падали желтые колонны света.
Линли взошел на крыльцо и позвонил. В глубине дома раздался собачий лай, который моментально приблизился к входной двери и не прекратился даже тогда, когда перед Линли появилась Дебора Сент- Джеймс.
— Томми! — воскликнула она. — Господи, да ты насквозь мокрый! Ну и погодка! Ты забыл зонтик? Пич, ко мне! Хватит шуметь. — Она подхватила с пола лающую таксу и зажала ее у себя под мышкой. — Саймона нет дома, — сообщила она, — а папа смотрит документальный фильм об африканских сонях, уж не знаю, с каких пор он ими заинтересовался. Поэтому Пич серьезнее, чем обычно, относится к охране дома. Пич, ну-ка прекрати рычать!
Линли вошел в прихожую, снял мокрое пальто и повесил его на вешалку справа от двери. Затем он протянул собаке руку для обонятельной идентификации, и тогда Пич перестала лаять и рычать и даже милостиво согласилась подставить гостю ушко для почесывания.
— Она неисправимо испорчена, — сказала Дебора.
— Нет, просто выполняет свою работу. Мне кажется, Деб, что ты поступаешь неразумно, когда открываешь дверь, не спрашивая, кто это. Тем более в столь поздний час.
— Уверена, что если к нам вдруг заглянет грабитель, то Пич вцепится ему в ногу прежде, чем он доберется до первой комнаты. Да и брать у нас практически нечего, хотя я бы только порадовалась, если бы кто-нибудь соблазнился той ужасной штуковиной с павлиньими перьями, что стоит на буфете в столовой. — Она улыбнулась. — А как твои дела, Томми? Пойдем в кабинет, я там работаю.
Она провела его в кабинет, где, судя по всему, занималась упаковкой фоторабот, отобранных для декабрьской выставки. На полу некуда было ступить из-за рам с фотографиями, уже упакованных в целлофан и еще ждущих своей очереди, бутылок с чистящим средством и салфеток, которыми Дебора протирала стекло в рамах, рулонов целлофана, скотча и ножниц. В комнате горел газовый камин, и Пич неторопливо прошествовала к своей потрепанной корзинке, размещенной неподалеку от огня.
— Если ты сможешь пробраться к бару, то угощайся виски, — предложила Дебора. — Хотя я понимаю, что превратила кабинет в полосу препятствий.
— А где Саймон? — поинтересовался Линли.
Он не испугался завалов и нашел дорогу к напиткам.
— Пошел на лекцию в Королевское географическое общество: чье-то путешествие куда-то и последующая раздача автографов. Кажется, там еще фигурируют и белые медведи. В лекции, конечно, а не в Обществе.
Линли улыбнулся. Он сделал изрядный глоток виски, исключительно чтобы набраться храбрости. В ожидании, когда алкоголь окажет требуемое воздействие, он сказал:
— Мы арестовали подозреваемого по делу, над которым сейчас работаем.
— Быстро вы справились. Ты знаешь, Томми, несмотря на твое воспитание, ты удивительно подходишь для полицейской работы. Кто бы мог подумать?
Она крайне редко упоминала о его происхождении. Рожденный в семье потомственных аристократов, в свое время Линли был вынужден взвалить на себя бремя крови, родовой истории и обязательств перед тем и другим. Сейчас мысль обо всем этом о родне, о бессмысленных титулах, которые с каждым годом становились все бессмысленнее, о бархатных плащах, подбитых горностаем, и о почти трехсотлетней родословной, предопределявшей каждый его шаг, — послужила еще одним напоминанием о том, что он должен был сказать Деборе и почему. И все-таки он пошел на попятный, сказав:
— Хм. Да. В деле об убийстве нужно действовать оперативно. Как только след начнет остывать, шансы найти преступника резко сокращаются. Кстати, я ведь пришел за тем системным блоком, что оставлял у Саймона. Он в лаборатории? Я могу сходить за ним, Деб?
— Конечно, — ответила она, но при этом бросила на него удивленный взгляд, вызванный то ли словами Линли — благодаря роду занятий мужа, она отлично понимала, как важна скорость при расследовании убийства, — то ли напряженностью в его голосе, которая никак не соответствовала смыслу его речей. — Поднимайся, дорогу ты знаешь. Ты не возражаешь, если я с тобой не пойду?
— Ни в коей мере, — заверил он Дебору и ретировался из кабинета.
На верхний этаж Линли поднимался со всей возможной неторопливостью, почти неосознанно желая потянуть время. Дойдя до лаборатории Сент-Джеймса, он повернул выключатель и нашел системный блок там, где видел его в последний раз, — на углу стола. Линли отключил все провода, подхватил блок под мышку и спустился в прихожую. Он опустил металлический ящик на пол и стал продумывать пути скорейшего побега. Самым простым ему казалось крикнуть прямо из прихожей жизнерадостное: «Спасибо, я пошел!» — и уйти. Ведь уже поздно, оправдывался он перед собой, так что придется отложить разговор с Деборой Сент-Джеймс на потом.
Только он вздохнул с облегчением, придумав повод для новой отсрочки, как в дверях кабинета показалась Дебора. Она внимательно посмотрела на него и сказала:
— Ты сегодня какой-то странный. С Хелен ничего не случилось?
И Линли понял, что не сможет избежать этого разговора, как бы сильно ему ни хотелось этого. Он ответил:
— Нет, с Хелен ничего не случилось.
— Рада это слышать, — сказала Дебора. — Первые месяцы беременности тяжелы и сами по себе.
Он открыл рот, чтобы ответить, но не сумел найти слов. Наконец дар речи вернулся к нему.
— Значит, ты догадалась.
Она пожала плечами.
— Разве я могла не догадаться? После… сколько же их у меня было? Семь, восемь беременностей? Тут волей-неволей начнешь разбираться в симптомах. Мои беременности, правда, никогда далеко не заходили… то есть… ты понимаешь, о чем я. И тем не менее я на личном опыте знаю, что такое токсикоз.
Линли сглотнул. Дебора вернулась в кабинет. Он пошел за ней, нашел стакан виски, оставленный им на столе, и на мгновение укрылся в его глубинах. Когда он снова смог говорить, то выдавил:
— Мы знаем, как ты хочешь… И сколько вы пытались… Ты и Саймон…
— Томми, — решительно перебила его бормотание Дебора. — Я рада за вас. Ты ни в коем случае не должен думать, будто наша проблема, моя и Саймона, — нет, скорее, это моя проблема — может помешать мне испытывать радость за то, что у вас ее нет. Я знаю, что означает ребенок для вас обоих, и тот факт, что сама я не могу выносить… Что ж, это тяжело, да. Конечно, это тяжело. Но я не хочу, чтобы остальной мир ходил из-за этого цыпочках. И уж конечно, я никогда не пожелаю той же беды другим, лишь бы не быть одной такой несчастной.
Она опустилась на колени среди своих работ. Похоже, Дебора сказала все, что думала по этому поводу, но Линли на этом остановиться не мог, потому что истинную причину его тревог они еще не затронули. Он тоже прошел в кабинет и сел напротив Деборы в кожаное кресло, в котором любил сидеть Сент-Джеймс.
— Деб, — произнес он и, когда она подняла на него взгляд, сделал наконец решительный шаг: — Я хочу поговорить кое о чем.
Ее зеленые глаза потемнели.
— О чем?
— О Санта-Барбаре.
— О Санта-Барбаре?
— О том лете, когда тебе было восемнадцать лет, когда ты поехала туда учиться. О том времени, когда я прилетал, чтобы увидеться с тобой: в октябре, январе, мае и июле. Особенно об июле, когда мы с тобой ездили вдоль побережья в Орегон.
Дебора молчала, но ее лицо побледнело, так что он знал: она понимает, к чему он ведет. Даже продолжая говорить, он всей душой желал, чтобы что-то произошло и помешало бы ему закончить начатое, чтобы ему не пришлось признаваться ей в том, в чем ему едва хватало смелости признаться самому
