Сладость сочных фиг и медового крема, которыми завершилась трапеза, не улучшила наше настроение. Я смотрела на детей, и они казались мне восхитительными: только чудовище захотело бы их обидеть. Но малыши всегда выглядят умилительно, даже детеныши крокодилов и кобр, а жестокосердные охотники убивают их, памятуя о том, кем они станут. Это наполняло мое сердце страхом. Мне оставалось лишь молиться о том, чтобы сочетание нерешительности, политического прагматизма и семейной сентиментальности удержало руку Октавиана, вовсе не похожего на великодушного Александра. Однако он был известен приверженностью к родне — римская семья, несмотря на все святилища Аполлона, оставалась его истинным и единственным богом — а в жилах моих детей тоже текла кровь Юлиев. Поскольку он считал ее священной и превосходящей всякую другую, он не должен проливать ее.
О Исида, пусть будет так!
После того как унесли последние блюда, я встала и раскрыла объятия.
— Придите, дети мои. Я хочу обнять вас, а вы обнимите друг друга.
Все повиновались. Александр с Селеной крепко обхватили мои бока и вплотную прижались головами, Филадельф обнял мои колени. Антоний и Антилл образовали вокруг нас защитный круг.
«Не покидайте меня!» — промелькнула отчаянная мысль, но вслух я сказала совсем другое:
— Никогда не забывайте друг друга и этот миг.
— Пелузий пал! — выпалил Антоний.
Он раздвинул занавески и появился в комнате, где я работала.
— Не может быть! — Я вскочила на ноги. — Так быстро!
После получения известия о том, что Октавиан выступил из Рафии, прошло не больше семи дней.
— Они не сильно сопротивлялись, если сопротивлялись вообще. Крепость захвачена с такой легкостью, что наводит на мысль о сговоре. Селевк, командир гарнизона… не был ли он подкуплен?
Я чувствовала, что Антоний — хотя и не говорил этого вслух — мысленно называл всех египетских солдат трусами и предателями. Он был не прав, но дело не в этом. Сердце мое упало: Пелузий потерян, а значит, путь на Александрию открыт.
— Как это случилось? — спросила я.
— Вторгшимся войскам позволили без помех подойти к городским стенам, после чего сразу начались переговоры. — Он покачал головой. — Позор! Пелузий трудно захватить, поскольку местность вокруг крепости безводная. Противник прибыл туда через пустыню, с небольшим запасом воды, не способный к долгой осаде. Это давало осажденным преимущество, но они и не подумали им воспользоваться. Просто сдались!
Он сжал кулаки.
Может быть, мне не следовало говорить этого, но я не сдержалась.
— Если ты придавал крепости такое стратегическое значении, то почему не позаботился об усилении ее гарнизона одним из твоих легионов? Почему предоставил Селевка самому себе? Он решил, что ты не принимаешь всерьез его гарнизон.
— Я верил, что они продержатся своими силами.
— Выглядело это иначе — так, словно ты не испытываешь к ним ни малейшего доверия и заранее готов ими пожертвовать.
— Да как ты смеешь говорить такое? — вскричал он. — А если ты так думала, почему не сказала мне раньше?
— Потому что ты поддался безнадежности! Ты опустил руки и отказался от действий!
— Неправда! — Его лицо побагровело.
— А на какую еще мысль наводили все твои разговоры о совместной смерти? Даже если в действительности ты имел в виду другое, мир судил по твоим словам! Их слышал каждый, не сомневайся. Если бы на месте Селевка ты узнал, что твой верховный командующий и его друзья дали обет умереть, что бы ты подумал?
— Это была шутка.
— Нет, мой милый, не шутка. Для всех, кто внимательно следил за тобой, вовсе не шутка. Уверена, Октавиан тоже об этом услышал и понял, что это существенно облегчает его задачу.
— Ты могла остановить меня!
— Пыталась, но ты мне не внял! — Я развела руками. — Но хватит обвинений. Что мы будем делать сейчас? Скоро он появится здесь — здесь, в Александрии!
Сама эта мысль ужасала.
— Поговори с посланцем сама, — сердито буркнул Антоний и позвал гонца, молодого кавалериста- египтянина.
Чтобы доставить известие как можно быстрее, он скакал сломя голову через изрезанные каналами поля Дельты. Разлив Нила еще не начался, и вода не преграждала ему путь. Отправляться морем гонец не решился, поскольку воды между Александрией и Пелузием контролировал флот Октавиана.
— Ваше величество! — Молодой человек преклонил колено и вперил в меня взор с дурацким обожанием.
— Как тебя зовут? — торопливо спросила я.
— Сенуфер, ваше величество.
— Встань, Сенуфер. Судя по имени, ты из Верхнего Египта.
Да и по стати своей он, стройный и мускулистый, походил на жителей этого региона.
— Расскажи как очевидец: что на самом деле произошло в Пелузии?
— Сначала мы увидели великое множество римлян, приближавшихся со стороны пустыни. Для армии, проделавшей двухдневный форсированный марш по безводной дороге, они двигались на удивление быстро, в боевом порядке. Прямо с марша они стали разворачиваться, окружая город…
— Сколько их было?
— Не так много, как мы ожидали. Не больше семи легионов.
Я повернулась к Антонию.
— Значит, ему пришлось оставить остальных позади, в Сирии и Иудее.
Во мне вспыхнула надежда. Если у него только семь легионов, а у нас четыре, плюс египтяне, то…
— Значит, Октавиан не слишком доверяет своим новоприобретенным союзникам, — заметил Антоний.
— И это дает нам шанс, — отозвалась я и снова обратилась к посланцу: — А теперь расскажи мне о действиях римлян. Что произошло, когда они подошли к стенам…
Выслушав его, я ощутила воодушевляющий прилив надежды. Да, Пелузий утрачен, однако превосходство противника не столь разительно, как мы боялись. И все наши силы сосредоточены в Александрии, где мы можем укрепиться, используя естественные преимущества обороняющихся на своей территории. Антоний воспрянул духом и готов был возглавить сопротивление. Солдаты пойдут за ним: он обладает прирожденной способностью воодушевлять и вести за собой людей. Узнав, что их вождь вновь с ними, они обрадуются и сплотятся вокруг него.
Когда Октавиан явится к нам, его ждет кровавый сюрприз. И если боги поддержат нас, он отправится в свой драгоценный римский мавзолей гораздо раньше, чем рассчитывает. Может быть, он не зря позаботился об усыпальнице перед выступлением в поход.
