Я вновь зарылась лицом в мех.
— Одно из лиц сен-образа, который обозначается звуковым сочетанием «ту». И… Где здесь Истина, леди Видящая?
Она вновь грациозно провела рукой по юбке.
— Вы ведь изучали психологию, не так ли, Антея-эль?
И куда это мы полезли? Вопрос был явно риторическим, так что ответа и не требовалось.
— Не знаю, знакомо ли вам понятие архетипа. Старая концепция, сейчас её рассматривают как исторический курьёз.
Информация, когда-то бегло просмотренная и благополучно забытая, всплыла мгновенно.
— Врождённая система психологической адаптации. — Определение сорвалось с губ прежде, чем я успела осознать, о чём вообще идёт речь. — Ваш вариант генетической памяти: образы, являющиеся принципиально бессознательными, отпечатки, слепки, «архетипы» всего опыта предков, хранилище всех впечатлений.
Нефрит красиво подняла брови:
— А интеллект нам, оказывается, не положен… — Это она пробормотала скорее про себя, чем обращаясь ко мне. Меня же тем временем захватила идея.
— Помню. Красиво. Но вряд ли адекватно. Может объяснять (или не объяснять) человеческое поведение так же, как и любая из тысяч других теорий.
Грациозный взмах рукой. Эта женщина и рот умудряется затыкать так, будто оказывает вам величайшую милость.
— Я и не пытаюсь ничего объяснить. И уж тем более не пытаюсь сказать что-то на тему Истины, которую вы изволили так небрежно затронуть. Просто провожу красивую аналогию.
Ключевое слово — «красивую». Вот удочка, на которую эль-ин ловятся безошибочно. Красота — это как наркотик. Я подпёрла голову ладонями и уставилась на неё снизу вверх, приготовившись внимательно слушать.
— Вы, разумеется, слышали о некоторых основных архетипах. — Нефрит улыбнулась. — Звучит так, словно людские головы населяет целая толпа народу, в которой никто не может между собой договориться. Но мне когда-то особенно интересным показался архетип Анимы.
Я фыркнула.
— Истинная «душа». Образ женщины, который живёт внутри каждого мужчины. И пресловутая проекция этого образа на кого ни попадя.
— Что-то вроде. Но если попытаться подойти к этому с менее практической точки зрения… Ведь как-то же мужчины себе представляют женщин. В душе каждого находится образ не только матери, но и дочери, сестры, возлюбленной, Небесной Богини. И каждая мать, и каждая возлюбленная вынуждены стать воплощениями этого образа, соответствующего самой глубокой сущности каждого мужчины. — Глаза арр-леди коротко блеснули. В этот момент мы понимали друг друга великолепно, спаянные единством более глубоким, нежели биологические различия наших видов. — Смешно, да? Он родом из своего носителя, этот опасный и завораживающий образ Женщины. Очень нужная компенсация риска, борьбы, жертв, что обычно заканчивается обманутыми надеждами. Женщина, образ которой живёт в сердце мужчины, — утешение за всю горечь жизни. И в то же время Она — великий иллюзионист, обольстительница, которая втягивает его в жизнь своей магией, причём вовлекает не только в благоразумные и «полезные» занятия, но и в ужасные парадоксы и противоречия. Туда, где Добро и Зло, Успех и Гибель, Надежда и Отчаяние уравновешивают друг друга. И так как Она представляет для мужчины величайшую опасность, то и требует от него всего его величия — и, если оно, конечно, в нём есть, Она его получит…
Кали.
Морана.
Ауте.
Генетическая память кипела в моих жилах, как бродит плохо выдержанное вино. Обрывки и вспышки.
— My Lady Sole.
— Да.
Что-то в этой безумно красивой логике казалось мне смутно неправильным.
— Минутку. Ведь тогда предполагается, что и в душе женщины есть что-то подобное?
Она криво улыбнулась.
— В некотором роде. — Вдруг Нефрит подалась вперёд, плавным, совершенно бескостным движением соскользнула на пол. Не то ползком, не то летя над полом скользнула ко мне. И зарылась пальцами в пушистое чёрное великолепие, соскользнувшее с моего плеча. — Это так. К разговору о мехе.
Даже валяясь на полу и подначивая на дальнейший спор, она умудрилась сохранять потрясающее внутреннее достоинство.
Я подумала.
— Эль-ин не люди, — был уверенный вердикт. — К нам ваши построения не подходят — факт проверенный. Ко мне — тем более.
— О? — Теперь уже она опустила голову на ладони. — Может, и так. Но вам, Антея-эль, не приходило в голову, что общаться-то приходится с людьми? У которых имеется некий, скажем так, образ, через призму которого они вас видят?
Пугающая мысль. И оттого, что посещала она меня отнюдь не в первый раз, менее пугающей не становилась.
— А я не вписываюсь в образ. — Пусть попробует найти ответ на это. — Я вообще ни во что не вписываюсь!
Она ничего не ответила, только смотрела на меня насмешливыми и умными глазами. Потом вздохнула.
— Вы и в самом деле так думаете, да? Танцовщица. Ведьма. Королева. Таинственная и опасная. — Нефрит чуть растягивала слова, забавляясь уже в открытую.
— Кровавая Ведьма, если верить оливулцам. — Жалкая попытка отшутиться. Она ведь не может быть серьёзной, так? Я? Воспринимаемая кем-то как источник погибели и вдохновения? Ничего более бредового в жизни слышать не приходилось. Знаю! Это месть! За то, что чуть раньше я её сбила с толку рассуждениями об эль-инском варианте матриархата. Нефрит Зеленоокая решила продемонстрировать, что не одна я умею тонко и изощрённо издеваться.
Дверь распахнулась, в комнату бесцеремонно ввалились Сергей с Арреком. Не знаю, была ли я рада, что разговор прервался, или сожалела об этом. Разговор как раз принимал крайне интересный оборот.
Арры застыли с изумлением на благообразных физиономиях. Я прыснула, представив, что они сейчас увидели: мы с Нефрит на полу, нос к носу, болтаем ногами в воздухе и кутаемся в одну гигантскую шкуру. И атмосфера откровенного веселья в комнате, подсвеченная парочкой выпущенных мной сен-образов. Для полноты картины не хватало только пустой винной бутылки.
Сен-образ Нефрит радостно рванулся к ней, стремительно наливаясь радужными цветами юмора и расслабленности, беспечно запрыгал в бликах очага.
Арр-леди (не вставая с пола) величественно повернулась к вошедшим и тоном всевластной королевы осведомилась об успехах в проведении расследования. Я согнулась пополам от истеричного хохота.
Аррек коротко поклонился и сообщил, что да, они знают, где искать одного из Круга Тринадцати. Точнее, они нашли кого-то, кто это знает, и теперь просят, чтобы Видящая Истину присутствовала при допросе, дабы засвидетельствовать правдивость показаний. Похоже, что наша одиссея, и правда, медленно продвигается к логическому завершению. Ради того чтобы что-то узнать, Аррек бы не стал дёргать Нефрит, тут он и сам вполне компетентен, а вот заручиться доказательством, достаточным для суда на Эйхарроне, — это совсем другое дело.
Нефрит плавным движением поднялась на ноги и скользнула в протянутый Сергеем плащ. Я же свою верхнюю одёжу портировала прямо себе на плечи сама и с вызовом уставилась на Аррека. Пусть только попробует меня не взять! Но дарай лишь ещё раз коротко поклонился и открыл портал.
Мы ступили в холодную ночь.
И вновь оставалось лишь поражаться мастерству Аррека. То, с помощью чего мы могли за один шаг переместиться на некоторое расстояние, не было порталом в прямом смысле этого слова. И не могло быть засечено наблюдателями, ни из местных, ни даже из Эйхаррона. Северд-ин прошипели что-то подозрительно напоминающее ругательство, неощутимо материализуясь рядом с нами. Опять им не удалось проследовать тем же путём, что и остальные, опять пришлось нагонять. Я тихо улыбнулась в темноте капюшона.
Мы были в ночном лесу. Город, судя по всему, находился совсем рядом, может в паре километров, но по виду окружавшей нас чащобы этого не скажешь.
Дельвар стоял на морозе в одной рубашке и небрежно накинутой кольчуге: куртка, исполосованная и изжёванная, валялась на снегу живописной кучкой клочков и полосочек. Кажется, у него тоже был занимательный день. Или ночь?
У его ног, удерживаемый в очень неудобном положении, с вывернутыми назад руками и опущенной головой, скорчился человек. Человек ли? Одет он был точно не по погоде, но, даже оставаясь в чём мать родила, похоже, больше страдал от унижения, чем от мороза. Хорошо хоть снег прекратил валить.
Аррек с Сергеем подошли к пленнику, а мы с Нефрит остались чуть в стороне, предпочитая казаться размытыми, безликими тенями.
Мужчина же вскинул голову, безошибочно устремив взгляд прямо на нас. В лунном свете глаза его блеснули яркой, светящейся изнутри желтизной.
— Плащ дайте. — Голос хриплый, животный. Точно его голос не совсем предназначен для произношения человеческих слов. — Дамы всё-таки.
Вот вам и маскировка тенями!
Аррек сдёрнул с плеча свой плащ и накинул его на странного «языка». Тот коротко рыкнул, что при желании и некотором воображении можно было принять и за благодарность.
— Титул?
— Вер. Царевич Халисский.
Кажется, перед тем как начать задавать вопросы, беднягу хорошенько обработали, может подкорректировали что-то на органическом уровне, потому что сейчас он начал отвечать сразу и без запинок. Только светящиеся в темноте расплавленной яростью глаза выдавали, что это всё-таки допрос.
— Приятно познакомиться. Теперь расскажи, что ты знаешь о Мастере-Целителе ЛеКреине?
Пленник дёрнулся в железном захвате Дельвара, да так, что дюжего риани чуть было не сшибло с ног, но послушно начал рассказывать невесёлую историю своего знакомства с неким ЛеКреином. А я вдруг обнаружила, что с трудом могу сосредоточиться на его словах.
Я вглядывалась в искажённое яростью лицо, пыталась понять, что же передо мной. Всё словно отодвинулись, голоса звучали приглушённо и как-то рокочуще. А в ушах стучало — неужели так громко может шуметь моя кровь?
Запахи. Запах свежего снега, леса и диких зверей. Мята и лимон — от Аррека. Сладковатый, ненавязчивый, бьющий точнёхонько в гормональную систему — Нефрит. А вот то пятно горьких ароматов — наверное, Сергей.
Но отчётливей всего ощущался запах пленника: дикий, мускусный. Нечеловеческий. Запах сырой шерсти и застарелой крови. И ярости. Бешеной, застилающей мысли и звуки ярости.
Казалось, кровь не течёт — кипит в жилах. Казалось, мышцы болят и стонут от желания превратиться во что-то иное, что-то сдерживаемое лишь волей чужаков. Казалось…
Мир окрасился в красное и золотое. Луна почти жгла глаза нестерпимым приказом.
Я подняла руки и увидела, что пальцы заканчиваются когтями. Не аккуратными, длинными и смертоносными когтями эль-ин, а жуткими, грязными полумесяцами, уродовавшими руки, заставляющими кости хрустеть от боли.
На фалангах пальцев появилась шерсть. Люди пахли уже не своими ароматами, а кровью. Горячей, вкусной кровью, свежим парным мясом, в которое можно вцепиться клыками. Та- ак…
Я действовала с безошибочностью, выработанной долгой практикой и здоровым инстинктом самосохранения. Миг — и меня окружила стена Вероятности, щит, наглухо отсекающий все
