— В общем, это не совсем так… — уклончиво ответила Филара.
— Хорошо. Однако вы почему-то утверждаете, что вы — эльф. При этом ни внешне, ни по происхождению, ни в сфере наиболее ярко выраженных способностей вы им не являетесь.
— Ну, в общем да, — спокойно подтвердила девушка, не испытывая ни малейшего смущения по этому поводу.
— Замеча-а-ательно-о-о, — протянул Ральдерик, обхватывая руками голову. — Вот ответьте мне, пожалуйста, зачем вы хотите идти с нами?
— Как вам сказать, — задумалась Филара, — Просто я шла по улице, увидела ваше объявление. Мне показалось это интересным. Тем более что я подхожу по всем критериям. Вот я и решила, что мне стоит попробовать.
— Я, конечно, извиняюсь, что вмешиваюсь, — подал голос Гудрон, — Но, боюсь, по критериям вы как раз не проходите…
— Ошибаетесь, — парировала гостья. — Перечитайте свое объявление и покажите мне строчку, где сказано, что претенденты должны уметь стрелять из лука и колдовать! Вы покажите, покажите! Там ничего об этом не сказано! Зато я соответствую ВСЕМ условиям, которые там все же названы. Я молода, энергична, у меня куча свободного времени, и я согласна с вами идти. Не понимаю, в чем проблема!
— Проблема в том, что эти критерии подразумеваются сами собой для личности «эльф», — попытался объяснить Ральдерик.
— Подразумеваются ВАМИ. Это не является универсальной точкой зрения.
— И кто же ее не разделяет? — начал утомляться гендевец.
— Я, например! — девушка была настроена крайне решительно и не собиралась проиграть это соревнование по риторике. — У меня душа эльфа! Для меня это является определяющим фактором.
— Хорошо. Предположим, мы согласимся рассматривать вас в данном качестве, — решил сменить тактику дворянин. — Только наше путешествие обещает быть ОЧЕНЬ опасным, долгим и непредсказуемым. Нам придется рисковать своей жизнью, голодать, мокнуть под дождем, страдать от экзотических болезней, драться с разбойниками и чудовищами. Вы уверены, что хотите в этом участвовать? Вы ж сами, сказали, что вы — мирная. Я не могу понять, зачем вам это надо?!
— Ну, я думаю, вы легко сможете меня защитить от любой опасности, — польстила Филара.
Заметив, что ее слова не возымели действия, она тоже решила сменить тактику.
— Давайте, спросите меня: «Филара, а чем ты можешь помочь нашему отряду?»
— Вы проигнорировали мой вопрос…
— Ну, спроси-и-ите!
— Филара, чем ты можешь помочь нашему отряду? — послушно повторил Гудрон, которому этот разговор давно начал действовать на нервы.
— Я могу готовить еду, лечить раны, поднимать боевой дух и толкать на подвиги! — принялась перечислять девушка, — А еще…
Она вдруг быстро выбежала за дверь и через секунду вернулась с довольным видом и каким-то странным струнным музыкальным инструментом, который она по ведомой ей одной причине оставляла в коридоре.
— А еще — вот! — Филара гордо продемонстрировала этот гибрид лиры с балалайкой. — Еще я могу играть и петь! Давайте, я вам спою!
— Ну, спойте… — окончательно сдались товарищи, приготовившись слушать.
Девушка села на кровать кузнеца, легко провела пальцами по струнам и приняла одухотворенный вид.
— Эта баллада о любви и страданьях, счастье и предательстве, храбрости и надеждах. Услышьте ж ее, и да останется она в ваших сердцах звучать навечно, — после этого вступления Филара запела.
Уже к середине второй строчки путники поняли, что вселенская справедливость все же существует. Если б гостья еще и умела петь, это было б очень подло и вообще нехорошо по отношению ко всем остальным девушкам. После двадцатого куплета баллады о любви и страданиях, счастье и предательстве, храбрости и надеждах она остановилась, вопросительно посмотрела на слушателей и, увидев выражения их лиц, поняла, что эта песня вряд ли останется звучать в их сердцах навечно.
— Слушайте, я никогда не говорила, что ХОРОШО пою и играю! — нагло заявила Филара, разводя свободной от инструмента рукой.
— Боюсь, вы нам не подходите, — решил прямо сказать Ральдерик.
— Не согласна! Спорю на что угодно, к вам кроме меня больше никто не обратится. У вас выбора нет!
— И все равно, вы с нами не пойдете!
— Да что ты говоришь?! А ты попробуй меня убедить! — рассердилась Филара, незаметно для себя переходя не «ты».
— Я больше не буду с тобой спорить, ты к словам цепляешься! — тоже перешел на «ты» Ральдерик, давно забыв про эффектные позы. — Можешь считать это проявлением мужского шовинизма и тирании!
— Ах, значит так! А ты что скажешь?! — она гневно ткнула пальцем в притихшего Гудрона.
— Я, в общем-то, с ним солидарен… — промямлил тот.
Когда за Филарой с грохотом захлопнулась дверь, друзья дружно вздохнули с облегчением.
Как и предсказывала странная гостья, больше по объявлению никто не приходил. К вечеру погода окончательно испортилась. Все небо заволокло тучами, где-то вдали гремел гром и сверкали зарницы. День явно не задался. Последняя надежда на хорошие новости была связана со знакомой старушкой. К назначенному времени товарищи подошли к крылечку, где была назначена встреча, и принялись ждать. Ровно без двадцати десять бабушка появилась и, тяжко вздохнув, села на ступеньку.
— Значит, слушайте, — сказала она, устраиваясь удобнее. — Две недели назад (плюс-минус четыре дня) ничего подобного у нас не пролетало. Как есть, говорю. Зато в это время другое произошло. Шестнадцать дней назад через город проехали странные люди с большой телегой. Огромной, закрытой брезентом. На запад. Всего семеро. Пятеро — охранники. Они были хорошо вооружены, а на спинах у них один и тот же рисунок. Вот такой.
Старушка протянула лист бумаги, на котором была изображена гербовая доска с нарисованным на фоне бабочки карпом.
— Шестой управлял телегой (запряжены четыре лошади: черная, две карие и еще одна, пестренькая такая). Она, как я уже сказала, большая была, бортики очень высокие.
— А седьмой? — поинтересовался Гудрон, думая, чем им могла помочь эта информация.
— Он был самый главный. Всеми командовал и очень боялся повредить то, что лежало в телеге. Какой-то несимпатичный. Дерганый очень, нервный. Худой совсем, кушает, видать, плохо. Еще у него были такие большие круглые очки с толстыми стеклами, и он немножко заикался. Да и вообще затюканный какой-то! Мямлил все время. Судя по говору, эти люди не из наших мест. Мы тут посовещались и решили, что, возможно, они из Дальних Земель. Судя по одежке, седьмой был благородных кровей. Только не очень благородных, а так, слегка. Всяко не такой, как вы, — обратилась она вдруг к Ральдерику, — герцог.
— Откуда вы знаете, кто я? — напрягся тот. — Мы вам не говорили этого.
— И-и-и-и, — усмехнулась женщина, хитро глядя на воина. — Вы, Ваше Благородие, правда думали, что от меня можно что-то скрыть?
— «Ваша Светлость», — скрипнул зубами гендевец, убеждая себя, что старуха не думала его оскорблять, а просто в силу сирости своей, убогости и недалекости не разумеет, что за «Ваше Благородие», сказанное героцогу, в обычных условиях, огребла бы по полной.
— Бабушка, а зачем вы нам все это рассказали? — прямо спросил Гудрон, пока старушка не принялась выкладывать им досье на них самих. — Какое отношение это имеет к нам?
— Спустя пять дней они обратно проехали, — продолжила бабка, игнорируя вопросы и всем своим видом показывая, что ей всяко лучше знать. — Торопились.
— Что-нибудь еще? — окончательно огорчился кузнец.
— Еще? Еще две недели назад у бабы Миларьи корова сдохла, дочка лекаря нашего обрюхатилась…
