угадывал пожелания клиентов, а девять блондинок разносили напитки, улыбки и оставляли на жопах и сиськах свободные места для поцелуев нажравшихся солдат. Естественно, лучшими клиентами были итальянцы. Вокруг них с гитарой в руках кружил Эмин Джи-новици, а они в четыре голоса распевали: «Poj improviso venivo dal cello infinito...» Девять блондинок откликались: «Volare oho cantare oho ho ho nel blu di hinto di blu» ...
Я продралась сквозь солдат и песню к прилавку. Скендер встретил меня радостно:
– Иди к русским девкам!
– Что, сразу? – спрашиваю.
– Помогло мне имя «Хилари». Спасибо тебе, Мария.
– Спасибо скажешь, когда дом увидишь, – принялась я его обрабатывать.
– Полегче, пиано ма лонтано, – откликнулся Скендер.
– Пошли, – повторяю.
– Нет, Мария, прибыл генерал Кларк со свитой офицеров, телекамерами и репортерами. Надеюсь, он сюда заглянет, если не ради меня, то ради Хилари.
– Ладно, – говорю, – у меня другой покупатель есть.
– Кто? – встрепенулся Скендер.
– Раймонда! – нагло вру я.
– Она! – возопил Скендер. – Та, что связалась с тем сербом из «Бара Кукри»! Не позволим! Вставай за стойку, помоги, мы что-нибудь придумаем.
Девять русских девок повизгивали, выпрашивая заказы, я со Скендером подавала бутылки вина, коньяка, водки, текилы. Я и сама была как пустая бутылка, которую вот-вот выкинут на помойку или разобьют о стену. Ко мне за стойку подошел Эмин Джиновици, повесил гитару на стену, взял бутылку виски и сказал со злостью:
– Никогда мне эти итальянские канцоне не нравились. Поют о любви, как будто ничего другого в мире нет. Разве наша борьба за свободу Албании не заслуживает песен? Павшие герои требуют этого от нас!
Эмин Джиновици пристально, будто что-то вспоминая, смотрел на меня.
– Ты ведь не русская? Что ты здесь делаешь?
– У меня дела со Скендером.
– Больше не переводишь тому американцу?
– Почему? Просто взяла свободный вечер.
– А не боишься, что мы тебя, сербку, укокошим?
– Сегодня вечером – нет.
– Почему? Скендер тебя прикрывает?
– Нет, в Приштине генерал Кларк, он сейчас в «Баре Кукри», было бы глупо продолжать убивать, пока он здесь.
– А когда он уезжает? – лукаво спрашивает Джиновици.
– Через два дня опять сможешь гоняться за сербами, если получится.
– Я за ними гоняться не буду, я их куплю. Моя идея – не эта кафана и не песни под гитару. Я новую песню сочиняю – вслед за всем этим придет иностранный капитал.
– Откуда? Из Европы?
– Да нет, из Америки! Я создам албано-американский банк с американским капиталом и буду давать деньги в долг. Попутно стану покупать землю у сербов делить ее на маленькие участки по четыре сотки. Сербы – банкроты. Их дома и имения можно за копейки скупить. А в Приштине – не кафану, а универсам с американскими продуктами! И не для албанцев, а для этих, из КФОРа, они здесь не меньше, чем на десять лет. И не станут шоколадки из Призрена покупать, потому что уже завтра им подавай «Милку» из Швейцарии и Давидова с сигаретами из Женевы. А я американцам и кубинские сигары продавать стану!
– Отличная идея, – говорю.
– Но я на этом останавливаться не буду. Через месяц-другой КФОР в Белград войдет, меня Сербия ждет, с табаком, шелком, виноградниками, там и жито из Воеводины, сливы, персики, яблоки вокруг Чачака и По- жеги, Трепча – медь, золото... Дешевая рабочая сила...
Подошел Скендер, пожаловался:
– Нет и нет Кларка!
– Да и ты пропал! – говорю с укоризной.
– Не могу ведь я бросить клиентов, пока никто еще не расплатился...
– Я больше ждать не могу.
– Говоришь, маленький дом, большой палисадник... Джиновици, становись в дверях, чтобы итальянцы не сбежали!
Эмин Джиновици со злобой глянул на Скен-дера и отошел. Я повторила:
– Еще чуть-чуть подожду, и все, Скендер.
– Боюсь, ночью трудно будет выбраться из Приштины. Генерал Кларк весь КФОР поднял по тревоге. Не думаю, что нам позволят уехать из Приштины.
– Мой сержант Джон проводит нас, – соврала я.
– Уже твой?
– Наполовину, – отвечаю с улыбкой.
– Он что, тоже с тобой в Сербию? – Нет.
– Так чего же спешить, если все мы скоро будем в Белграде? Я хочу открыть там сеть кондитерских. Сербы всегда с удовольствием покупали нашу пахлаву.
– А что бы тебе сейчас не открыть в маленьком доме с большим палисадником что-нибудь вроде кондитерской?
– Хорошо, и сколько это будет стоить?
– Нисколько, – говорю.
– Что?
– За это ты меня перебросишь в Сербию.
– Не в Сербию, а только до границы. Очень уж подозрительно, как ты на все соглашаешься!
– Увидишь маленький домик с большим палисадником, а также возможность наебать меня – сразу согласишься: возьмешь дом, а мне – гуд бай!
– Я как раз об этом и думал, – говорит Скендер.
– Я рискую.
– Где этот дом?
– Не скажу, пока не придем.
– А ты тоже не из простеньких!
– Причины на то есть...
– Что за причины?
– Сержант Джон.
– Думаешь, он с нами до границы поедет?
– Сейчас из-за генерала Кларка в Пришти-не толкучка, попрошу Джона довести меня до дома. Но не из- за охранников Кларка, а из-за тебя.
– Хорошо, Мария, давай подождем немного, пока хоть кто-нибудь расплатится, на заре не замерзнешь, как вы, сербы, говорите.
И в этот момент в кафану ворвалась Canada Press, а вместе с ней, как вороны, которым тесно на одной ветке, явилось с десяток телекамер. Итальянцы немедленно принялись позировать. В дверях Джиновици заорал:
– Да здравствует генерал Кларк!
Я подскочила к дверям: по улице, прямо на камеры, перла толпа албанцев, скандируя: «НАТО! НА-ТО!» Перед ними неспешно вышагивал генерал Кларк, вокруг него роились албанцы, целуя его пилотку, нос, уши. Генерал Кларк ладонью защищал свой американский головной убор, а за его спиной американские солдаты руками и ногами отбивались от возбудившихся албанцев. За спиной Кларка я приметила Джона и, улучив момент, оттолкнула Canada Press и прорвалась сквозь албанские поцелуи. По пути успела обнять генерала Кларка и шепнуть ему «сенк ю», и тут же солдаты отбросили меня от него прямо к Джону. Он принял меня в
