Ей приходилось выносить гнев, оскорбления, даже физическое насилие. Все это оставляло глубокие душевные травмы. Но холодный сарказм; Эрвина, казавшийся результатом циничного безразличия, был хуже всего, а боль от раны, нанесенной им, нестерпимой.
То, чего она так боялась, произошло. Он уже был немыслимо далек от нее, и то магическое; таинство, которым для них всегда становилось занятие любовью, для него теперь не более чем просто секс… Но Эрвин по-прежнему ждал ответа.
— Том, — еле слышно выдохнула Джоан.
2
Он вышел из комнаты. Его спина казалась напряженной и одеревеневшей. Джоан была не в силах пошевельнуться. Ноги словно приросли к полу, а руками она крепко обхватила плечи, чтобы унять сотрясавшую тело дрожь.
Лишь услышав, как Эрвин заводит во дворе автомобиль, взятый им напрокат, она неуверен но сдвинулась с места. Колени подкашивались, пока она шла сначала к выходу, затем через вымощенный плитами внутренний дворик к подъездной дорожке.
Независимо от того, какое решение принял Эрвин, он все равно не мог бросить ее вот так, ничего не сказав, ничего не объяснив! Но облако пыли, окутавшее машину, и постепенно затихавший шум мотора свидетельствовали о том, что именно так он и поступил.
Первым побуждением Джоан было вывести из гаража собственный автомобиль и помчаться вслед за ним. Но это скорее всего привело бы Эрвина в бешенство. Даже если она нагонит его, что дальше? Он поступил так, как счел для себя лучшим: побыть сейчас одному, чтобы привести в порядок мысли.
Если бы только муж дал ей достаточно времени, чтобы все объяснить, договорить до конца… Но он и без того был уже достаточно потрясен. Имя, которое она произнесла, добило его окончательно.
Джоан сжала руку в кулак и вцепилась зубами в костяшки пальцев, чтобы остановить начинающуюся истерику. Ей не хотелось возвращаться в дом. Палящее солнце словно смягчало терзавшую ее боль. Она вышла на дорогу, не обращая внимания на мелкие острые камешки, впивающиеся в подошвы босых ног, и смотрела на облако пыли до тех пор, пока оно не скрылось внизу, в долине. Тогда она побрела обратно к дому, чувствуя себя разбитой и отчаявшейся.
Рано или поздно Эрвин должен вернуться.
Все, что ей оставалось сейчас, — это ждать. Но едва ли не впервые Джоан чувствовала себя не уютно в собственном доме, который был наглядным воплощением ее творческих успехов. Олицетворением эмоциональной и финансовой независимости, которой она добилась своими силами.
В тот, последний, раз она призналась Тому:
— Когда я десять лет назад оставила мужа и приехала сюда, у меня ничего не было — даже самоуважения, потому что Барни разрушил его полностью. Я работала официанткой в баре, снимала маленькую квартирку и в свободное время пробовала писать рассказы, чтобы хоть немного отвлечься от тяжелых мыслей. К счастью, это мало-помалу стало приносить доход, и то, что начиналось как психотерапия, постепенно превратилось в основную профессию…
Разве могла Джоан предположить, что всего через полтора месяца ей придется присутствовать на его похоронах. Она пребывала в отчаянии, сожалея не только о том, что он погиб так рано и так нелепо, — Том был убит шальной пулей в одном из районов Белфаста, где происходили вооруженные столкновения, — но и о том, что после целого месяца надежд ей пришлось смириться с печальным фактом: их планы не увенчались успехом. Теперь Том уже ни когда не получит своей «частички бессмертия», а у нее не будет ребенка, которого она любила бы всю свою жизнь.
Именно тогда, во время душераздирающей церемонии похорон, она впервые повстречалась с Эрвином. С этого момента все изменилось. Для них обоих.
Уже стемнело, когда Эрвин наконец вернулся. Джоан еще издалека услышала шум подъезжающего автомобиля, и ее охватило смятение.
Будет ли он иначе смотреть на ее беременность, когда узнает, каким образом она зачала ребенка? Поверит ли, что Джоан и Том никогда не были любовниками? Сможет ли понять, что они были всего лишь близкими друзьями, которые оказались в сходной печальной ситуации и поэтому приняли решение, которое показалось им разумным?..
Темноту прорезали огни фар, и мягкие золотые отблески задрожали на белых стенах дома, затем скользнули вниз. Словно полосы чуть светящегося тумана пронеслись над каменными плитами и клумбами внутреннего дворика.
Тишина, воцарившаяся после того, как мо тор стих, казалась невероятной. Ночной воздух был жарким и неподвижным. На лбу Джоан вы ступила испарина, тело сковало тягостное ожидание. Она должна заставить Эрвина выслушать ее, поверить ей. Неужели даже во имя их любви он не согласится это сделать?
Наконец его фигура появилась в проеме высокой арки, ведущей во внутренний дворик. Он ступал очень тихо, почти бесшумно, но в его походке чувствовалась напряженность. Слабый, рассеянный свет и черные тени кругом делали его почти зловещим. Джоан откинулась на спинку чугунной скамейки, стоявшей возле двери. Она чувствовала себя так, словно должна была броситься в ледяную воду; ей нужна была хоть какая-то опора.
— Где ты был? — наконец спросила она после долгих минут тяжелого молчания. Эрвин явно не собирался заговорить первым. Ей пришлось сделать это самой.
— В Сетубале, — коротко ответил он. — Если помнишь, наша фирма собиралась открыть там филиал. Через две недели я должен был встретиться с нашим архитектором, чтобы осмотреть подходящие здания. — Он остановился на некотором расстоянии от Джоан, словно ему было невыносимо даже дышать одним с ней воздухом. — Однако по причинам, о которых нетрудно догадаться, я решил, что мне пора вернуться к делам уже сейчас.
Джоан вздрогнула. Они планировали провести как минимум три недели медового месяца здесь, в ее доме, а затем отправиться на неделю в Сетубал, чтобы осмотреть город и заодно встретиться с архитектором. Итак, медовый месяц закончился! Но после ее признания, прозвучавшего как гром среди ясного неба, чего она могла еще ожидать?
Джоан сделала почти непроизвольный жест рукой в сторону мужа, словно хотела дотянуться до него. К глазам подступили слезы. Но Эр-вин либо не заметил ее движения, либо не захотел на него отвечать. Рука Джоан бессильно упала на скамейку.
— Мы можем поговорить? — Голос Джоан был еле слышен.
— Да, конечно, — сухо кивнул Эрвин. — Только давай зайдем в дом. Сегодня был трудный день.
Он прошел мимо нее. Джоан последовала за ним. Когда она попыталась откинуть волосы с лица, то почувствовала, как сильно дрожат ее руки. Ей гораздо проще было бы вынести его гнев и упреки, чем убийственное равнодушие. По край ней мере, тогда она узнала бы, что он думает, и, возможно, смогла бы переубедить его, рассказав, как все произошло в действительности.
Войдя в дом, Эрвин прямиком направился в кухню, где достал из буфета бокал и бутылку виски и, отвинтив крышку, тут же плеснул себе внушительную дозу.
— Учитывая твое нынешнее состояние, я не предлагаю тебе составить компанию, — сказал он с усмешкой.
Эрвин отхлебнул половину содержимого бокала, затем откинулся на спинку стула и поло жил ногу на ногу. Его пальцы слегка постукивали по крышке стола из сосны. Затем он кивнул в сторону Джоан:
— Что ж, я тебя слушаю. Или предпочитаешь, чтобы я первым начал разговор? — Голос Эрвина звучал холодно, и почти таким же холодным был его взгляд.
Джоан судорожным движением пододвинула стул и присела на самый его краешек — не пря мо напротив мужа, а сбоку. Она не хотела видеть в его взгляде ледяное безразличие, пришедшее на смену безграничной любви.
Ей всегда нравилась ее кухня. Синие оконные витражи, камин во всю стену, пол, вымощенный терракотовыми плитками, резной деревянный буфет с изогнутыми створками» а на подоконниках цветущая герань. Всю последнюю неделю, пока отсутствовала Кармен, они с Эрвином проводили здесь много времени, вместе занимаясь приготовлением еды. В основном это были всевозможные блюда из зелени и фруктов. Джоан вспомнила, как они беззаботно болта ли, ловя взгляды друг друга и понимая без слов всю глубину своей любви и привязанности…
