Натянутый лук

потянулась за маленькими бронзовыми ножницами. — Магия — просто наука, которую мы пока не понимаем. Вероятно, было время, когда люди считали волшебством лук со стрелами, потому что они делали нечто новое и неожиданное, и немногие понимали, как именно. Но лук и стрелы стреляют, потому что стреляют. Стрела летит по воздуху и поражает цель. Магия тоже срабатывает.

Алексий ждал, когда она посмотрит на него, но Ньесса не подняла взгляда. Чем бы она ни занималась, это, по-видимому, полностью поглощало ее внимание. Кажется, лоскутное одеяло.

— Я не говорю, что не срабатывает, — произнес он. — Я сказал только, что изучал эти вещи на протяжении шестидесяти лет и ни разу не видел ни одного прямого доказательства…

— Ах! — На сей раз Ньесса подняла глаза, чтобы одарить его покровительственной улыбкой. — Эти вещи, говорите вы. Но то, что вы изучали, это наука — философия, математика и тому подобные штучки. Вы не изучали магию. Вы могли лишь прикоснуться к самому ее краешку, занимаясь чем-то другим. Точно так же паяльщик должен немного знать плотницкое дело, однако ему не обязательно уметь прорезать пазы и делать шиповые соединения. Вы говорите, что пазы и шипы никогда не будут работать, поскольку с детства изучали паяльное ремесло и ни разу с ними не сталкивались.

Пока директор откусывала нитку и продевала ее сквозь ушко простой костяной иголки, Алексий думал; потом сказал:

— Признайтесь, вы всегда торгуетесь с истиной? Когда вам встречается какой-нибудь факт, ясный, простой и прямой факт, вы всегда пытаетесь сбить цену, уговорить его пойти на уступки?

Ньесса подняла голову и улыбнулась.

— Всегда. В Городе, когда я впервые попала туда, бытовала поговорка: истина — это то, что правильно для тебя, когда ты можешь позволить себе свежую рыбу семь раз в неделю. Так вот, — продолжала она, глядя на свое рукоделие, — теперь я могу позволить себе все, что пожелаю, в том числе и такое, чего даже не в силах вообразить. Истина — это то, что для меня правильно, а все остальное — предмет торга.

Алексий рассмеялся.

— Давненько я не слышал ее. Только мы говорили, истина — то, что для тебя правильно, когда сидишь в первых трех рядах.

— В Капитуле, — перебила Ньесса, — что означает, ты достиг четвертой степени или выше. Я это ненавидела. — Их глаза встретились, и Алексий увидел в них огонь, которого прежде не замечал. — Знаете, я ненавидела Фонд. Потому что они возомнили себя лучше всех благодаря своим знаниям, А они не знали ничего. Да, в Городе было полно людей, которые обладали знаниями, полезными знаниями: как делать механизмы, как извлекать селитру из мочи, как лечить зубную боль, не удаляя зуба, как изготавливать чистое цветное стекло, как делить столбиком. Назовите все что угодно, и где-нибудь в Перимадее отыскался бы человек, который умеет это делать и которого знают и уважают за его умение и мудрость. А Фонд не мог вытащить затычку из глиняной бутылки без помощи руководства, трех комментариев к нему и чертежа. Позвольте сказать вам вот что, патриарх Алексий. Я знаю о волшебстве больше, чем вы когда-либо узнаете, даже если станете в два раза старше, чем сейчас. Но я научилась этому не в Перимадее и не здесь, и вы не научитесь, если не будете делать то, о чем я прошу, как бы вы ни старались и ни пытались втянуть меня в препирательства, просто чтобы продемонстрировать свой скептицизм. — Она фыркнула и потерла нос тыльной стороной руки. — Впрочем, это был хороший ход. Вы — единственный ученый, который мог бы зарабатывать себе на жизнь по ярмаркам.

Алексий кивнул, принимая комплимент, и удивился: сколько во всем этом настоящего, а сколько — просто торговля? Эта женщина может быть кем угодно, вообще кем угодно, только чтобы выторговать более выгодные условия. Вот сейчас она мучительно сшивает кусочки материала, чтобы сделать лоскутное одеяло; она стала простой, практичной и деловой крестьянкой, чтобы деморализовать меня, ученого-белоручку из Города. Завтра она будет директором Банка, объясняя делегации фермеров, почему повысились проценты по закладным, а на следующий день кем-нибудь еще; и все это она, и она — все они, и никто из них не настоящий. Между тем мы сидим тут уже битый час с лишним, а я еще даже не начал делать то, что она сказала, а у нее такой плотный график. Очень неплохо для старого книжного червя.

— А вы единственный знакомый мне банкир, который способен процитировать три гипотезы Акадиуса в одном предложении, — ответил он. — Хотя «метафизически усиленная невербальная коммуникация» все-таки слишком большое упрощение второй книги «Аксиом», вам не кажется?

Ньесса пожала плечами, не отрываясь от работы.

— Все равно вся вторая книга построена на ложной предпосылке, как вам отлично известно. Мометас доказал это сто лет назад. Но и его опровержение, — небрежно добавила она, поднося шов к свету, — не выходит за пределы логического круга, так что все это пустая трата времени.

Алексий такого не ожидал и чуть ли не против собственной воли попросил разъяснений.

— О, все довольно просто, — ответила Ньесса. — Он приводит аналогию со светом, преломленным в радуге, а потом разрушает гипотезу, которую только что построил, сказав, что это просто аналогия. Все, конечно, очень хорошо аргументировано, но напоминает быка в стайке цыплят. Он бы умер с голоду, если бы торговал полотном.

Она права, — сердито подумал Алексий. — Либо она читала что-то такое, чего никто из нас не видел, либо дошла своим умом. Она права. Боги благие, если бы я был на тридцать лет моложе, бросил бы философию и занялся шитьем мешков!

— Интересная теория, — услышал он собственный голос, — а как насчет Беренниуса и теории неравномерного потока? Думаю, вы не станете отрицать, что на протяжении последних пятидесяти лет теорема Мометаса всегда считалась лишь отправной точкой.

— А никак. — Ньесса Лордан отмахнулась от темы одним легким движением иглы. Она выиграла первый раунд, и они оба это понимали. — Очевидно, вы знаете о предмете гораздо больше, чем я. Откровенно говоря, я бы очень огорчилась, если бы было иначе. Ну, — она тщательно свернула рукоделие и положила на колени, — перейдем к делу. Пора заняться волшебством.

— Как получилось? — с тревогой спросил мальчик. Бардас Лордан поджал губы. Сделано неуклюже.

С одной стороны, отец никогда не был с ним особенно тактичен. Когда Бардас обучался ремеслу, старик показывал, что он сделал что-то неправильно, так: вытаскивал заготовку из тисков и ломал ее о колено, добавляя несколько лаконичных, выразительных замечаний о бессмысленной порче отменной древесины. Насколько Бардас помнил, он никогда не говорил, что хорошая древесина не растет на деревьях, однако несколько раз был очень близок к этому. С другой стороны, Бардас Лордан не был отцом мальчишки.

— Ужасно, — ответил он. — Сделай снова. — Мальчишка посмотрел на него так, словно Бардас только что задушил в кулаке его любимого воробушка.

— Ох, — проговорил он, — что неправильно? — Бардас тяжело вздохнул.

— Тебе действительно нужно объяснять? Я так и знал, что ты не слушаешь. Ладно, начнем. Во-первых, утолщение должно быть ровным, а оно неровное. Во-вторых, когда делаешь спинку, то надо идти по одному годовому кольцу, иначе просто потеряешь время. Смотри, — продолжал он, показывая место, где мальчик сострогал три годовых кольца, — тут все испорчено. В-третьих, не надо трогать сучки и наросты, иначе они образуют слабые точки, и лук переломится. А ты строгал прямо по ним. В-четвертых…

— Ладно, — сказал мальчик, — я виноват. — Бардас с силой выдохнул.

— Дело не в том, виноват ты или нет, — устало проговорил он. — Ты не совершил ничего дурного. Сделал неправильно, вот и все. Да, ты испортил отличный кусок дерева, но такое может случиться с каждым. Просто… — Он снова вздохнул, на самом деле не зная, что еще сказать. — Просто пойди и сделай все снова, и на сей раз правильно. Как думаешь, справишься? Или лучше поглядишь, как делаю я, и на этот раз…

— Попробую снова, — быстро перебил мальчишка. — Я теперь все сделаю правильно, обещаю.

— Как же, — отозвался Бардас. — Во всяком случае, постарайся. А когда закончишь, подмети мусор, мы опять по колене в стружках.

Паренек исчез, а Бардас сел на скамейку. Перед ним в тисках был зажат еще один брак: хлам, по- настоящему вшивая, ублюдочная штуковина, убожество, мусор, дрянь, барахло. Она также являла собой результат нескольких недель труда и загубленных материалов стоимостью в двадцать четвертаков. Он даже