Натянутый лук

Паренек что-то шепотом пробормотал насчет справедливости и честного разделения труда и очень медленно поплелся к двери.

— Вы уверены, что его нет под скамейкой? — спросил он, взявшись за щеколду.

— Уверен, — ответил Бардас. — Только что там смотрел.

— Он может быть и в других местах.

— Совершенно справедливо. А теперь иди к воротам и притащи его.

Пока мальчик отсутствовал, Бардас прибрал кое-какие инструменты, которыми пользовался утром. Под ними лежал камень. Бардас чертыхнулся и сел точить струг. Он уже почти закончил, когда мальчик с прилипшими ко лбу, словно водоросли к скале, волосами торопливо вошел в мастерскую.

— Извини, — проговорил Бардас, — он был…

— Там две лодки внизу, в бухте, — перебил парнишка, глотая слова.

Бардас нахмурился.

— Странно. Какой дурак рыбачит в такую погоду?

— Лодки не рыбацкие, — продолжал мальчик с каким-то веселым испугом. — Это баркасы. Они входят со стороны Рог-скалы.

— Баркасы, — повторил Бардас Лордан, как будто это слово было бессмысленным.

— Две штуки, на них полным-полно людей. Думаю, это солдаты из Шастела.

Баркасы. Солдаты из Шастела. Совершенно бессмысленно.

— Ты уверен? — спросил Бардас. — Черт возьми, чего я спрашиваю? — Он выпрямился, но помедлил и повторил: — Ты уверен?

— Конечно, уверен, — со злостью ответил мальчик. — Правда, там было два баркаса, я остановился и посмотрел. Они меня не видели, потому что как только я их заметил, то спрятался за скалу, но я их рассмотрел — в них полно людей. Точно не скажу, потому что на всех капюшоны из-за дождя, но чем еще могут быть два баркаса, полные людей?

Справедливо.

— Ладно, — вздохнул Бардас. — Вот что. Со всех ног беги вниз в деревню, иди в кузницу и сообщи Леиджо, что ты видел отряд рейдеров; он тебе скажет, что делать.

— Хорошо, — согласился мальчик. — А вы? Вы пойдете? — Бардас покачал головой.

— Может, спущусь попозже, но сперва, думаю, мне надо пойти посмотреть самому. Возьми четыре простых лука, которые мы закончили вчера, и большой пучок стрел. Сам сможешь дотащить?

— Конечно, — ответил мальчик. — Значит, мы будем с ними драться?

— Не дури, — ответил Бардас. — Во всяком случае, если не будем вынуждены. Для этого существует армия. Давай шевелись. Тебе лучше пробраться через нижний лесок — на всякий случай. И поосторожнее!

Он помог мальчишке взять луки и стрелы, и тот убежал. Затем Бардас захлопнул дверь мастерской и направился к дому. Чтобы дотянуться, Бардасу пришлось встать на карачки; длинный сверток промасленных старых тряпок, который он давным-давно запихнул под кровать с глаз долой и почти забыл о нем. Проклятие! — подумал он, разворачивая сверток и вынимая широкий двуручный меч, который ему дал братец Горгас перед самым падением Города. На плечевом ремне появилась плесень; легкий налет ржавчины, похожий на пар от выдоха на стекло, можно было заметить на головке рукояти. Бардас перекинул ремень через плечо, с крюков на стене снял свой лук и колчан. Ни в коем случае, сказал он самому себе и захлопнул дверь; просто глупо оставлять здесь меч, он стоит целое состояние. Лук тоже не хотелось бы потерять.

Бардас оглянулся на дом и на мастерскую, словно отправлялся в дальнее путешествие, и быстро зашагал вверх по холму.

Глава пятая

От ворот была хорошо видна узкая полоска пастбища, спускающаяся к бухте. Бардас пересек эту зеленую полоску и оказался в зарослях вереска. Отсюда можно было все видеть, оставаясь незамеченным.

Внизу, на покрытом галькой берегу, люди, по-видимому, не спешили. Они вытянули из воды свои длинные, тяжелые баркасы и разгружали их — вытаскивали доспехи и алебарды, завернутые в вощеную материю, вещевые мешки и ранцы, промокшие и блестевшие под дождем. Они выглядели чрезвычайно уставшими — что и понятно: в такую погоду даже на хорошем корабле доплыть досюда из Шастела, обогнув сзади Скону, было делом нелегким, не говоря уж об этих примитивных, неуклюжих плоскодонках, лучше которых в области водного транспорта народ Шастела построить ничего не мог. Меня в такую штуковину ничем не заманишь, — подумал Бардас. — Только идиоты позволяют окружить себя со всех сторон водой.

Он пересчитал людей: семьдесят пять тяжеловооруженных пехотинцев, знаменитые шастелские алебардщики. Он никогда раньше не видел их, и, надо признать, они выглядели именно так, как и другие солдаты: опасными, жестокими и чужеродными, неуместными на фоне любого пейзажа. Может, все солдаты под дождем выглядят одинаково, размышлял Бардас. А дождь идет всегда, раньше или позже. Как хорошо, что он не там, сними. Поганая работенка и никому, в сущности, не нужная.

Сержант начал выкрикивать команды, и люди засуетились на скрипучей гальке, строясь в колонну, а один человек, вероятно, офицер, тем временем изучал все сильнее мокнущую и становящуюся бесполезной пергаментную карту. Судя по тому, как он все время переводил взгляд с нее на окружающие скалы, это была неверная карта, либо лежащая вверх ногами, а может, не вполне точная; в конце концов офицер запихнул ее, словно старую тряпку, в свой вещевой мешок и зашагал по гальке, слегка поскальзываясь на шатких камнях. Похож на утку, подумал Лордан, вперевалку спускающуюся к речке с выводком утят. Офицер в последний раз оглянулся, будто ища вдохновения, затем повел колонну в направлении одной из проселочных дорог, которая вилась вверх по склону холма к дому Лордана и деревне внизу.

Мой дом, — мрачно подумал Лордан.

Что ж, сейчас слишком сыро, чтобы разгорелся пожар. Просто смеха ради он оценил тактическую расстановку сил. С берега вверх вела лишь одна дорога, и пять человек могли в течение дня сдерживать здесь любую армию, если бы только удалось в столь короткий срок разыскать пятерых безумцев с комплексом самоубийц. Более реалистичной представлялась ситуация, когда дюжина хорошо обученных лучников могла бы перебить весь этот отряд почти мгновенно на любом прямом участке дороги, которая ведет вверх на открытое плато; будь у него две дюжины копейщиков, чтобы построить их вокруг вон той опушки среди кустарника и перекрыть ту козлиную тропу, ведущую вниз к берегу по другой стороне… но у него их не было, что, вероятно, и к лучшему. В конце концов, это не его дело; они могут разрушить его дом, но могут и не разрушить, если их цель состоит в том, чтобы сжечь деревню. Вся штука в том, что он не местный и вправе не вмешиваться в подобного рода вещи. В этом-то и прелесть того, чтобы быть не местным.

Бардас сидел тихо, дожидаясь, когда солдаты уйдут. С точки зрения логики, им не было никакого смысла приближаться к его дому, если они направлялись к деревне; это было бы потерей времени, может, того самого времени, чтобы известие об отряде достигло деревни или даже ближайшего сторожевого поста. (Бардас знал, что деревня уже предупреждена, а никакого сторожевого поста, кроме столицы Сконы, здесь нет, однако, возможно, они этого не знали.) Даже если солдаты и начнут рыскать по округе, то какой вред смогут нанести? Соломенная крыша слишком мокрая, чтобы загореться, а терять время на то, чтобы разрушать дом при помощи веревок и бревен, они не захотят, да и кто в здравом уме станет сносить столярную мастерскую? Рубанки, стамески и скобели не значатся у мародеров среди самых вожделенных предметов. Нет, как только они убедятся, что поблизости никого нет, то двинутся дальше.

Но даже после того, как Бардас пришел к выводу, что солдаты ушли, он лежал неподвижно — если их уже нет, то через четверть часа их тоже не будет, — завернувшись в плащ, под неожиданно добротным прикрытием большого, развесистого верескового куста. Как бы то ни было, дождь становился сильнее, с моря поднимался ветер. Бардас мог бы провести здесь целый день. Что, кстати, весьма разумно в данных обстоятельствах. С другой стороны, ему было ужасно скучно. Бардас встал, отряхнул с рук и ног прилипшие веточки куманики и осторожно выбрался из зарослей.

Первое, что Бардас увидел, было отрадное отсутствие дыма со стороны его жилища. Бочка пива, вспомнил он; почти новая бочка с вполне сносным пивом в среднем доме, которое два дня назад они